Ефим Шифрин крепко-накрепко связан с нашими органами. Не один десяток лет он шутит на концертах, посвященных Дню милиции. Вот и на сей раз в БКЗ «Октябрьский» актер вышел на сцену в милицейской форме. Зрители в погонах хохотали до слез над «шифринизмами», а оратор намекнул, что знает тонкости и специфику аудитории. Не это ли знание помогло ему когда-то выиграть суд у «Аншлага»? Впрочем, сам комик утверждает, что человек он до скучности законопослушный
— Наша милиция вас бережет?
— В детскую комнату милиции меня не приводили. В Питере был однажды чудной случай. Шел «Золотой Остап», и мы с Левой Новоженовым, который еще не был тогда популярен, после концерта решили это дело отметить. Отметили сильно. И как два вдохновенных интеллектуала решили, что нам надо к Пушкину. Вот только после очередной рюмки спутали Фонтанку с Мойкой. Знали лишь, что последнее пристанище поэта было на реке. Но в голове все известные названия «поплыли», мы просто пошли в сторону воды. Как по лабиринту блуждали, зашли в какой-то двор. И первыми, кого мы увидели, были милиционеры. Это был ленинградский медвытрезвитель образца середины 80-х годов. Увидев двух шатающихся людей, одного из которых они явно знали, ребята сказали: «Как? Вы сами к нам?!» В смысле, что мы пришли сдаваться.
Мы протрезвели в одну минуту. Начали нести какой-то бред про Пушкина и что нам надо поклониться его памяти. Слава богу, все закончилось мирно и дружно. С тех пор я в органы не попадал. В биографии эстрадных актеров обычно куча всяких происшествий, иногда даже судимостей. В этом плане я до скучности законопослушен. Хотя ежегодные концерты в День милиции — это моя традиция. Перед первым выступлением меня, совсем «зеленого», пригласили в здание МВД. И я сидел в конце стола перед большим начальником. Он слушал два моих концертных номера. Страшнее ничего не было. Ну как смешные номера рассказывать одному человеку и на предмет того, не может ли там прозвучать что-то крамольное? В общем, я запомнил это на всю жизнь.
— Бытует такое мнение, что комики в жизни — очень серьезные, скучные люди, которые не способны веселиться, а лишь рефлексируют. Насколько вы веселый и открытый человек?
— Жизнь меня с годами открытей не сделала. Открытость часто выходит боком, особенно в профессиональном кругу. Скажешь что-то, а отзовется таким неприятным эхом… Я не поборник исповедальной искренности в нашей профессии. И не считаю, что она — благо. Мне главное, чтоб вранья не было. Ведь лучше не сказать, чем сказать неправду. «Вот за этой чертой начинается моя приватная территория. И входить туда можно только по приглашению». Хотите узнать, что у меня в других комнатах, — тогда я должен одеться. Назначать свидание в спальне, ванной, туалете не принято. Всегда же в гостиной встречают. Мне многие пеняют: вот, ваша жизнь — какие-то загадки. А я не знаю, чем можно делиться в алькове. Я ж не создатель эротической продукции! И не знаю, что может заинтересовать в частной жизни, в которой мне и самому-то недосуг разобраться.
— А веселье?
— Думают, что комики мрачные, — это миф. Я бы назвал эту замкнутость просто сосредоточенностью. Потому что невозможно веселить без устали. И хохотать безудержно. Что-то для этого нужно накопить, в себе набрать. И потом, смешное рождается всегда за паузой. На этом держится закон репризы. Перед самым смешным словом нужно набрать воздуха и немного помолчать. Тогда шутка срабатывает. Я всегда прошу время на эту паузу. Иногда она у меня длится день.
— На ваш взгляд, психоаналитик — нужная профессия? Многие творческие люди к ним обращаются…
— Говорят, в психологии существует термин «эффект попутчика». Это когда человек садится в купе и совершенно незнакомому соседу начинает рассказывать все о себе. И признается в том, в чем не признался бы самому лучшему другу. Но что касается публичных людей — это исключает всякого попутчика. Потому что твоя жизнь на виду, и любая откровенность все равно перерастет в молву. Поэтому никаких психоаналитиков в жизни актеров существовать не может. А в жизни человека неверующего не может существовать исповедник. Пока мне достаточно признать, что я не знаю мир и не могу определить границ, за которыми для меня начинается неведомое. Поэтому человек в рясе как мой доктор и спаситель не существует. Я ему не доверюсь, так же как не доверюсь врачу.
— И какой тогда выход из кризиса?
— У меня есть писательство. Это спасение от одиночества, когда оно случается, и от душевных кризисов, и от депрессий. Я начинаю стучать. Но не на кого-то, а просто по клавишам. Может, поэтому два года назад родился мой блог в Интернете. «ЖЖ» — феномен, до конца не изученный. Для меня это, конечно, отдушина.
— Вы со страстью ведете свою страницу?
— Начинал со страстью. Потом обо что-то укололся, чему-то научился. И понял, что не должен круглосуточно дежурить в «Журнале». Для этого у людей есть много ежедневных блогов. Теперь я себе так заповедал: есть чем делиться, выхожу на связь с читателем, нет — молчу в тряпочку.
— Вы когда-то ушли из «Аншлага». А с Региной Дубовицкой в каких сейчас отношениях?
— Скажем так: так тесно, как мы общались раньше, во время работы над передачей, сейчас не общаемся. Но по-человечески я к ней нормально отношусь. На одном значимом вечере, где была «вся Москва», мы с ней при встрече даже расцеловались. Окружающие охнули.
— Вы когда-то подали в суд на культурный фонд «Артэкс», производитель «Аншлага», и выиграли. Дело принципа?
— Я не думаю, что болел в данном случае только за себя. Ведь много коллег оказываются в моей ситуации и боятся бороться, думают, что у них ничего не получится. Если честно, больно думать, что великие актеры и актрисы, так любимые зрителями в XX веке, в старости нищенствовали. А с экранов в это время смотрели их лица. Это неправильно, что фильмы, перепроданные каналам много раз, не принесли никакого дохода снявшимся в них актерам. Но, положа руку на сердце, я скажу, что не хочу на склоне лет оказаться в бедности и сам. Если однажды придется уйти «на пенсию», путь у меня будут средства, чтобы вести достойное существование.
— Вы говорили, что есть «особые» города, уезжать из которых вам не хочется. Назовете?
— Конечно же, Петербург. Здесь меньше богатых людей, чем в Москве. Но интерес к кино, театру, эстраде и вообще к любому искусству выше в десятки раз. Зрители Петербурга очень снисходительны и требовательны одновременно. Знаете, Костя Райкин однажды мне порекомендовал сходить в Русский музей на какую-то новую выставку. Была зима, страшная метель, на площади Искусств разрыли траншею. «Вот, — думаю, — и прекрасно, народ не придет, а я получу удовольствие». Я очень ошибся. Русский музей был забит до отказа. Причем читалось, что это не прихоть новых русских — у картин стояли простые, скромно одетые люди. Но они так улыбались, что становилось светлее.
Наталья Черных
Фото Владимира Бертова
17.11.2010г.
МК в Питере
— Наша милиция вас бережет?
— В детскую комнату милиции меня не приводили. В Питере был однажды чудной случай. Шел «Золотой Остап», и мы с Левой Новоженовым, который еще не был тогда популярен, после концерта решили это дело отметить. Отметили сильно. И как два вдохновенных интеллектуала решили, что нам надо к Пушкину. Вот только после очередной рюмки спутали Фонтанку с Мойкой. Знали лишь, что последнее пристанище поэта было на реке. Но в голове все известные названия «поплыли», мы просто пошли в сторону воды. Как по лабиринту блуждали, зашли в какой-то двор. И первыми, кого мы увидели, были милиционеры. Это был ленинградский медвытрезвитель образца середины 80-х годов. Увидев двух шатающихся людей, одного из которых они явно знали, ребята сказали: «Как? Вы сами к нам?!» В смысле, что мы пришли сдаваться.
Мы протрезвели в одну минуту. Начали нести какой-то бред про Пушкина и что нам надо поклониться его памяти. Слава богу, все закончилось мирно и дружно. С тех пор я в органы не попадал. В биографии эстрадных актеров обычно куча всяких происшествий, иногда даже судимостей. В этом плане я до скучности законопослушен. Хотя ежегодные концерты в День милиции — это моя традиция. Перед первым выступлением меня, совсем «зеленого», пригласили в здание МВД. И я сидел в конце стола перед большим начальником. Он слушал два моих концертных номера. Страшнее ничего не было. Ну как смешные номера рассказывать одному человеку и на предмет того, не может ли там прозвучать что-то крамольное? В общем, я запомнил это на всю жизнь.
— Бытует такое мнение, что комики в жизни — очень серьезные, скучные люди, которые не способны веселиться, а лишь рефлексируют. Насколько вы веселый и открытый человек?
— Жизнь меня с годами открытей не сделала. Открытость часто выходит боком, особенно в профессиональном кругу. Скажешь что-то, а отзовется таким неприятным эхом… Я не поборник исповедальной искренности в нашей профессии. И не считаю, что она — благо. Мне главное, чтоб вранья не было. Ведь лучше не сказать, чем сказать неправду. «Вот за этой чертой начинается моя приватная территория. И входить туда можно только по приглашению». Хотите узнать, что у меня в других комнатах, — тогда я должен одеться. Назначать свидание в спальне, ванной, туалете не принято. Всегда же в гостиной встречают. Мне многие пеняют: вот, ваша жизнь — какие-то загадки. А я не знаю, чем можно делиться в алькове. Я ж не создатель эротической продукции! И не знаю, что может заинтересовать в частной жизни, в которой мне и самому-то недосуг разобраться.
— А веселье?
— Думают, что комики мрачные, — это миф. Я бы назвал эту замкнутость просто сосредоточенностью. Потому что невозможно веселить без устали. И хохотать безудержно. Что-то для этого нужно накопить, в себе набрать. И потом, смешное рождается всегда за паузой. На этом держится закон репризы. Перед самым смешным словом нужно набрать воздуха и немного помолчать. Тогда шутка срабатывает. Я всегда прошу время на эту паузу. Иногда она у меня длится день.
— На ваш взгляд, психоаналитик — нужная профессия? Многие творческие люди к ним обращаются…
— Говорят, в психологии существует термин «эффект попутчика». Это когда человек садится в купе и совершенно незнакомому соседу начинает рассказывать все о себе. И признается в том, в чем не признался бы самому лучшему другу. Но что касается публичных людей — это исключает всякого попутчика. Потому что твоя жизнь на виду, и любая откровенность все равно перерастет в молву. Поэтому никаких психоаналитиков в жизни актеров существовать не может. А в жизни человека неверующего не может существовать исповедник. Пока мне достаточно признать, что я не знаю мир и не могу определить границ, за которыми для меня начинается неведомое. Поэтому человек в рясе как мой доктор и спаситель не существует. Я ему не доверюсь, так же как не доверюсь врачу.
— И какой тогда выход из кризиса?
— У меня есть писательство. Это спасение от одиночества, когда оно случается, и от душевных кризисов, и от депрессий. Я начинаю стучать. Но не на кого-то, а просто по клавишам. Может, поэтому два года назад родился мой блог в Интернете. «ЖЖ» — феномен, до конца не изученный. Для меня это, конечно, отдушина.
— Вы со страстью ведете свою страницу?
— Начинал со страстью. Потом обо что-то укололся, чему-то научился. И понял, что не должен круглосуточно дежурить в «Журнале». Для этого у людей есть много ежедневных блогов. Теперь я себе так заповедал: есть чем делиться, выхожу на связь с читателем, нет — молчу в тряпочку.
— Вы когда-то ушли из «Аншлага». А с Региной Дубовицкой в каких сейчас отношениях?
— Скажем так: так тесно, как мы общались раньше, во время работы над передачей, сейчас не общаемся. Но по-человечески я к ней нормально отношусь. На одном значимом вечере, где была «вся Москва», мы с ней при встрече даже расцеловались. Окружающие охнули.
— Вы когда-то подали в суд на культурный фонд «Артэкс», производитель «Аншлага», и выиграли. Дело принципа?
— Я не думаю, что болел в данном случае только за себя. Ведь много коллег оказываются в моей ситуации и боятся бороться, думают, что у них ничего не получится. Если честно, больно думать, что великие актеры и актрисы, так любимые зрителями в XX веке, в старости нищенствовали. А с экранов в это время смотрели их лица. Это неправильно, что фильмы, перепроданные каналам много раз, не принесли никакого дохода снявшимся в них актерам. Но, положа руку на сердце, я скажу, что не хочу на склоне лет оказаться в бедности и сам. Если однажды придется уйти «на пенсию», путь у меня будут средства, чтобы вести достойное существование.
— Вы говорили, что есть «особые» города, уезжать из которых вам не хочется. Назовете?
— Конечно же, Петербург. Здесь меньше богатых людей, чем в Москве. Но интерес к кино, театру, эстраде и вообще к любому искусству выше в десятки раз. Зрители Петербурга очень снисходительны и требовательны одновременно. Знаете, Костя Райкин однажды мне порекомендовал сходить в Русский музей на какую-то новую выставку. Была зима, страшная метель, на площади Искусств разрыли траншею. «Вот, — думаю, — и прекрасно, народ не придет, а я получу удовольствие». Я очень ошибся. Русский музей был забит до отказа. Причем читалось, что это не прихоть новых русских — у картин стояли простые, скромно одетые люди. Но они так улыбались, что становилось светлее.
Наталья Черных
Фото Владимира Бертова
17.11.2010г.
МК в Питере
http://community.livejournal.com/reka_leta/74519.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий