Интервью Ефима Шифрина для документального фильма "Считаю себя подающим надежды". Андрей Кончаловский" (дата интервью - май 2007 г.)
- Как Кончаловский пригласил Вас сниматься в фильме "Глянец"?
- Это было в апреле. Весь этот месяц существуешь и живешь в ожидании какого-то очередного розыгрыша. Поэтому предложение от Андрея Сергеевича, озвученное, кстати, устами его ассистентов, показалось мне таким ….ну странноватым. Почему он выбрал меня? Романа с кинематографом у меня до тех пор не случалось. Я, правда, тосковал об этом. Но вот так уж прямо, с таких высот начинать в кино - мне это в голову не приходило! И вот привезли сценарий - и все сомнения развеялись. А больше всего меня растрогало то, что мне предложили работу, в которой не понадобился никакой мой предыдущий эстрадный опыт. Там и речи не было о том, чтобы повторить какую-то из моих эстрадных масок …. В этой роли мне так хотелось стать другим. К первому коллоквиуму я был совершенно готов. Два каких-то жеста, какая-то капризная манерная интонация. И я понял, что я уже там, в этом герое. Ну а уж когда меня поставили на высокие лагерфельдовские каблуки, я понял, что и с походкой проблем не будет.
- Сначала были фотопробы?
- Вот насчет проб. Когда меня послали примеривать паричок человека, похожего на Лагерфельда, я спросил у того же ассистента, который привез мне сценарий: "А как же с пробами?" Она так посмотрела на меня укоризненно и сказала: "Андрей Сергеевич не мальчик! Зачем ему эти забавы? Если он выбирает актера, то пробы ему уже не нужны". Ну, в том смысле, что люди такого свойства и опыта как Кончаловский, очевидно, сознательно делают свой выбор. И вариантов исполнителей для них не существует.
- Что за человек Ваш герой в "Глянце"?
- Вы знаете, у меня на курсе училась девочка, которая меняла свой стиль поведения в зависимости от того, что она вчера прочитала. Вот она вчера прочитала "Мадам Бовари" и после изъяснялась не иначе, чем изъясняется героиня в романе. Вот кутюрье, которого играю я в фильме, очень похож на людей, которые сознательно выбрали себе кумира, и в одежде, и в самом облике не могут отступиться от своего идеала. Вообще моего героя в сценарии звали иначе. Я боюсь, что я раскрою тайну, меня потом засудят. Ну, бог с ним, уже, кажется, мне ничего не угрожает. Мне принесли сценарий, в котором моего героя звали Валюшкин. Такой странный конгломерат из фамилии Юдашкин и имени Валя каким-то образом сценаристы имели в виду. Но потом, очевидно, отошли от этой скрытой пародии. И решили сделать вообще Кутюрье, знакового кутюрье. Они все похожи друг на друга. Как похожи друг на друга все эстрадные юмористы. Как похожи все дикторы советского телевидения. Есть некая печать на каких-то профессиях, которые делают людей очень похожими друг на друга. Да моего героя потом стали звать Марк Шифер. И ему пригодилась часть моей фамилии. И пригодился, конечно, портретный грим Лагерфельда. Вот такой вот амбициозный, противный, манерный, сначала удачливый. А потом очень неудачливый кутюрье. Вот мнит себя таким Наполеончиком. Вот от Лагерфельда он взял себе прибамбасы. Эти бесконечные серебряные цепи, кольца, эту знаменитую косичку, эту благородную седину, и, к сожалению, не взял от него его талант. И его известность.
- Вы легко нашли общий язык с Кончаловским?
- У меня произошла мистическая вещь. Мне когда-то очень давно, не помню обстоятельств этого сна, но приснилось что-то похожее на разговор с Кончаловским. Тогда, когда я еще и не мог мечтать о кинематографе такого уровня и такого полета. Что-то похожее на собеседование. И когда я вошел впервые в кабинет офиса Андрея Сергеевича, мне показалось, что декорации вот этого кабинета и все, что я увидел там, я где-то уже видел. Я не очень верю в мистику. И в какие-то возможные знаки судьбы. Но в этот раз получилось совершенно непостижимым образом. Я все угадывал. И поэтому на знакомство не ушло совсем нисколько. Мне показалось, что мы давно знакомы. И этот стиль его общения: Кончаловский вообще не устанавливает никакой границы с актерами, если этот актер ему интересен. Я замечал это на съемках. Мой опыт складывался из работы с режиссерами-диктаторами. Достаточно назвать Виктюка, чтобы понять, насколько я привык к тому, что мне велят, куда идти. Чего в этот момент делать левой бровью, и куда поднимать правую ногу. И тот способ работы, который предложил Кончаловский, конечно, был для меня совершенной купелью такой и теплой, очень ароматной, замечательной. Потому что когда Кончаловскому что-то предлагаешь, он даже не успевает нахмуриться. Потому что: да! Делай так! А когда ты уже совсем начинаешь фонтанировать. Он: стоп, ты сам все прекрасно знаешь! Делай как сможешь.
- Кончаловский жесткий режиссер на съемках?
- Мне кажется, Кончаловский похож на людей, у которых высший градус агрессии или раздражения заключается в том, что он разводит руками. Я так думал. До того памятного съемочного дня, когда не были готовы технические службы. Я очень понимаю Кончаловского. Воспитанный в зрелые годы Голливудом, когда каждая секунда отмерена деньгами, и на съемочной площадке все должно быть подчинено только тому, что на ней творится, да? Ну и наш такой памятный советский стиль. Когда приходят, когда хотят. Сначала долго курят. Потом закуривают то, что перекурили. И однажды я увидел как Кончаловского это буквально вывело из себя. Я понимаю, что вы меня сейчас запипикаете. Но я должен процитировать точно. "Поэтому и снимают у нас такое говно! - сказал Кончаловский, - что никого нельзя найти. Все почему-то болтаются в павильоне!" Я думаю: боже, это вот тот Кончаловский, которого я уже считал почти плюшевым? Но должен сказать, что у него очень негромкий голос. Вот его и Никиту объединяет какой-то почти общий звук такой. Сипловатое что-то вот такое, не очень звонкое. Не театральное. Но вдруг всё! Всё буквально замерло на площадке. Все поняли, что дальше, дальше всё. Или закроется проект. Или кто-то будет немедленно выгнан. Ну, просто ну всё. Немая сцена из "Ревизора". Но это я видел только однажды. А вот Кончаловский когда хвалит, не знаю, ты это очень чувствуешь. Там, наверное, нет таких прямых каких-то дифирамбов. Но ты понимаешь, что ему нравится, что ты делаешь, потому что за этим следует бессчетное количество дублей еще. Это значит, он из тебя вытянул все, что возможно. Но где-то там он подозревает, что на донышке остался еще какой-нибудь самый заветный вариант, который и решит всё в твою пользу. Однажды, когда у моего героя случается по ходу сценария истерика, он кричит людям, от которых зависит материально: "Вы меня все пользуете!" Я все время срывался в репетициях на какой-то истошный крик. К которому в силу своего характера просто не готов был. Но он у меня получался просто и тогда впервые Кончаловский мне сказал: "Ну давай, ты подожди, подожди, подожди до съемок. Не трать все". Какой там не трать! Уже пошло, с этим ничего не сделаешь. Правда, к концу этих дублей совсем осип, потому что не привык в жизни кричать. Но вот сейчас на озвучке я понял, что актеру действительно важно не щадить себя. Тогда и получается цель. Правда, на озвучке вот снова прокричать так было уже не очень просто. Но сцена, по-моему, получилась.
- Кончаловский Вас хвалил? За что?
- Ну я помню, как он хвалил меня почти единственного за абсолютное знание текста. Но мне казалось, что с Кончаловским иначе невозможно … а как же я приду? Я удивлялся тем актерам, которые успевали подзубривать текст на площадке. Мне казалось, что это просто невозможно. Это все равно, что там прийти к Эйнштейну и не знать его знаменитую формулу. Это же как же? Выгонит! Рассердится, обидится. Это просто непостижимо!
- Что произошло во время сцены съемки дефиле?
- Ну дефиле вообще войдет, наверное, в какую-нибудь памятную книгу самых забавных розыгрышей, которые случались в нашем кинематографе. Потому что Кончаловский схитрил и позвал всю московскую богемную тусовку. Весь этот глянцевый маскарад якобы на презентацию нового фильма. И многие очень купились на эту удочку. И действительно пришли. Пришли на презентацию. Но камеры были включены. Отступать было некуда. И многие знаменитые персонажи московские вечерней жизни стали заложниками этого приглашения и вынуждены были сыграть в этом знаменитом эпизоде дефиле. В общем, ничего страшного не случилось. Потому что даже персонажи светской тусовки легко принимают правила игры. И для них очень важно засветиться. И не потерять шанс засветиться…
- Какое было ваше первое ощущение от прочитанного сценария? Ваше отношение к самой теме "глянца"?
- Кончаловский говорил о своем отношении к глянцу во многих своих и бесчисленных интервью. Но тогда интервью еще не было, в тот день, когда я получил сценарий, я его читал ночью. И все сам себе говорил: "Ай да Кончаловский, ай да сукин сын"! Потому что так его эта внутренняя установка на отрицание, на борьбу с глянцем совпала с моим неприятием глянца, что я думаю, ну а почему же, почему же до него никто, ну кроме там рублевских литераторов, не замахнулся на эту химеру? На эту невозможную систему координат, в которой все ложно. Все продажно. Все со словом "купи"! Я не знаю, что за фильм получился в результате, но самое замечательное в нем будет это меч, который занесен над глянцем. Как в перестройку говорили? - Так жить нельзя! Мне кажется, тогда говорили это от бедности. Сейчас впору орать: так жить нельзя! Уже от сытости и богатства.
- Какое самое главное человеческое качество Андрея Кончаловского?
- Я думаю, что вообще от всех людских соблазнов, вот от тупости, от глупости, от преждевременного ухода, от преждевременного такого старения спасает только одно. Это ум. У Андрея Сергеевича такой живой, подвижный и какой-то всеохватный ум. Что, по-моему, это вообще такая жесткая программа антивирусная против всех этих соблазнов, которые подстерегают известных и великих людей. Мне кажется, что ум, ирония его спасут навсегда от любых лавров, от любых признаний. Я не думаю, что он не тщеславный человек. Не честолюбивый. Иначе бы он ничего бы не успел в искусстве, но все это гасится той изрядной порцией иронии, скепсиса, и, может быть, даже цинизма, который в нем есть. Ну не может он принять знаки внимания и дифирамбы и песнопения при жизни как должное. Ему важнее, что он будет делать завтра, не стоя на постаменте.
- Жесткий, ироничный, умный, легкий..?
- Для меня он очень легкий, без сомнения. Мне кажется, что вообще работать с такими режиссерами - это счастье. Я как себя убедил, что лучше получается с теми режиссерами, которым сопротивляешься, которые тебя впихивают в какую-то странную и непривычную тебе форму. Но сейчас я склонен считать иначе. Мне кажется тот, с кем легко и тот, на чью волну ты настроен, с тем больше получится. Потому что ты свободен. Ты свободен для того, чтобы стать другим. Вот это ну самая важная актерская цель и задача. Ну а как можно стать другим, когда тебя ругают? Перефразируя известное выражение Хемингуэя, работать с Кончаловским долго и часто - это праздник, который всегда с тобой.
- Вы можете назвать Кончаловского авантюристом?
- Ну он известный авантюрист! Ну просто! Его авантюры граничат с аферами. Одна история его становления в Голливуде - это же вообще просто какой-то приключенческий авантюрный роман. Знакомство с Ширли Маклейн и с Марлоном Брандо. Это какое-то приключение авантюриста Феликса Круля. Конечно, он очень авантюрного склада человек. Как и вообще вся эта фамилия. Я сейчас работаю в проекте "Цирк со звездами". И вижу, сколько от этой фамилии досталось Артему Михалкову, который, казалось бы, такой мажорный мальчик. Мог бы себе тихо работать в своей профессии. Вдруг бац. Идет по наклонному канату вот здесь, на высоте десять метров над манежем. Что-то в этой самой фамилии заключено. Там этот ген авантюризма передается из поколения в поколение. Как замечательно сказала мама Артема Татьяна Михалкова. Она говорит: "Я не знала, что сын участвует в проекте. Однажды он мне сказал: мам, включи телевизор. И я вдруг увидела: боже мой! Он в каких-то трусах, в декольте ходит по канату. Дедушка гимн написал! А он что делает?!" Так что вот папа гимн написал, а сын снимает про глянец.
- Однажды Кончаловский сказал, что ощущает себя Одиссеем…
- Ну я думаю, что он еще не вернулся в Итаку. Я думаю, что он еще путешествует. И дай бог ему под полными парусами еще долго, долго работать и удивлять, потрясать и радовать нас своими новыми лентами. Пенелопа подождет.
