Этот бесподобный Шифрин

     В минувший понедельник Ульяновск был буквально потрясен Ефимом Шифриным. Он дал великолепный концерт, который наверняка запомнится горожанам на всю оставшуюся жизнь. Даже видавшие виды театралы были приятно удивлены. Нет, кто бы и что бы ни говорил, ни судил, ни рядил – Шифрин бесподобен и неподражаем! С первых минут, выйдя на сцену, он захватывает публику, “цепляет“ ее. Невольно вслушиваешься в интонацию голоса артиста, в скрытый смысл сказанной фразы. Он, безусловно, талантлив и, как показалось автору строк, способен творить чудеса на сцене. Слушая его, наблюдая за его мимикой, движениями рук, уходишь в удивительный виртуальный мир, где нет ни подлости, ни измены, ни зла, ни насилия - только адреналин! 

     Наверняка не все ульяновцы знают, что Ефим родом из Магаданской области. После окончания средней школы учился на филологическом факультете Латвийского университета, а позднее - на эстрадном отделении ГУЦЭИ, окончил курс Р.Г. Виктюка; в последующем играл в театральной студии МГУ. Это было более тридцати лет назад. Не исключено, что и провинциальные театралы помнят его спектакли: “До свидания, мальчики!”, “Ночь после выпуска”...

     Ему представилась счастливая возможность работать в Москонцерте и учиться на факультете режиссеров эстрады в ГИТИСе. Шифрину свойственна не только титаническая работоспособность, но и необычайная тяга к знаниям. С середины 80-х годов последовали сольные спектакли Шифрина: “Я хотел бы сказать”, “Три вопроса”, “Круглая луна”. Ему рукоплескала вся страна. 

     Шифрин снимается в кинофильмах и юмористическом киножурнале «Ералаш», а также находит время для литературного творчества: выпустил в свет книги: «Театр имени меня» и «Личное дело Ефима Шифрина».

     Это правда, что если человек в чем-то талантлив, то божий дар всенепременно проявляется и в других делах. Ефим Шифрин за свою долгую творческую жизнь сыграл немало великолепных ролей в театральных спектаклях Евгения Вахтангова, Романа Виктюка, в мюзикле Евгения Гинзбурга и так далее. 

     Этот неутомимый Шифрин! Так воскликнет каждый, кто следит за работой талантливого мастера российской эстрады в наши дни. Взять хотя бы «Шифриноев ковчег». Или «Люди в масках». Или блестяще проведенный в 2006 году юбилейный вечер «Кабаре. Перезагрузка». Кстати, в том же году Шифрин прекрасно сыграл роль Марка Шифера в фильме Андрея Кончаловского «Глянец», где повествуется о суровой правде сегодняшней жизни. 

     В Ульяновске Шифрин блистал ораторским искусством, в коротких монологах искрился юмор. Зал постоянно взрывался аплодисментами. От переполнивших аудиторию эмоций громко лопались разноцветные шары, подвешанные под потолком.

     Шифрин во время «выстрелов» приседал, изображая ужас, но при этом великолепно импровизировал свой сценарий: «В Симбирске когда-то родился Володя Ульянов, а вот я, кажется, здесь умру... от страха и грома аплодисментов». 

     Прозвучали душевные песни о матери, которую он буквально боготворил. Песни исполнялись на идиш, английском и русском языках. Зал был в восторге, хотя после концерта Шифрин заметил, мол, какой я певец, у меня и голоса никакого нет, зато все песни исполнял “живьем“!

     Разумеется, это была очередная шутка. Шифрин – замечательный певец, голос которого уникален. У артиста большое количество наград. В разное время он был лауреатом I Московского и VII Всесоюзного конкурса артистов эстрады. Удостоен трех премий: «Золотой Остап»; международной сети клубов World-Class - «Мистер Фитнес»; «Кубок Райкина». Примечательно и то, что он отмечен Дипломом Комитета физкультуры и спорта, Федерации бодибилдинга и фитнеса правительства Москвы - за пропаганду спорта и здорового образа жизни. В прошлом году Ефим Шифрин получил вторую премию и Кубок Никулина в телевизионном шоу «Цирк со звездами».

     Перед выступлением Шифрина с ульяновскими журналистами общался президент молодежной еврейской организации «Мишпаха Гдола» Игорь Дабакаров. Он пояснил, что нынешний концерт приурочен к еврейскому празднику «Ханука». По старой доброй традиции, каждый день в течение недели евреи зажигали по одной свече — как символ света и душевного тепла. 

     - Естественно, во время праздника много веселья, мы дарим друг другу подарки, не обходится и без горячительного, - откровенно признался Игорь Амнерович. - А сегодня в качестве сувенира ульяновцы могут получить лазерные диски с записью концерта Ефима Шифрина и автограф на память. 

     - Мне посчастливилось побывать на концерте Ефима Шифрина. Покорили его добрый юмор, открытость души. Все это располагает к душевному покою, забываешь, что сейчас экономический кризис и возникала масса человеческих проблем, - откровенно призналась нашему корреспонденту после спектакля жительница Засвияжья г. Ульяновска Ирина Легейда. 

     - Я впервые увидела любимого актера так близко, - подключается к разговору студентка Ульяновского социально-педагогического колледжа № 2 Ксения Флоря. – В какой-то момент показалось, что он смотрит в мои глаза, я даже на мгновение представила себя героиней итальянской комедии «Я тебя больше не знаю, милый!». Полностью солидарна с театральными критиками, которые в свое время справедливо отмечали, что это «зрелище, приятное во всех отношениях, в котором буйство красок и завораживающая игра света». На мой взгляд, выступление Ефима Шифрина в Ульяновске ничуть не уступает тем спектаклям, которые были поставлены в столице и других российских городах. 

     Такие же добрые отзывы услышал автор строк и от других ульяновцев, которые накануне Нового года получили огромную дозу адреналина и массу ярких впечатлений. Ефим Шифрин оказался на редкость открытым человеком и согласился дать интервью журналистам.

     - У вас уже есть две книги, не думаете написать еще?

     - Да, в свое время я написал две книги. Мои друзья мне предлагают написать еще одну. Но я пока не принял решение. Честно говоря, надо еще из Ульяновска выбраться. Здесь у меня столько друзей, впрочем, как и во всем мире. 

     - Комфортно ли чувствуете себя в России?

     - Я родился в этой стране. Никакого мне комфорта здесь не обещали, равно как и другим соотечественникам. Надо понимать, что мир состоит не из сплошных радостей, пятизвездочных отелей, развлечений. Мир многообразен. Все отели похожи друг на друга, а вот Камчатка не похожа ни на один регион. Тем и хороша. Мне комфортно в моей стране. Здесь я общаюсь со зрителями на своем родном языке. Я счастлив, что меня понимают, счастлив, что занимаюсь творчеством свыше 30 лет и у меня полные залы. Меня снова зовут на те передачи, которые я безвозвратно покинул. Есть масса предложений в театрах. Дискомфортно чувствую себя только тогда, когда не досыпаю. Больше мне жаловаться не на что.

     - В Ульяновск вы ехали несколько часов. Как перенесли дорогу?

     - Бывало и хуже. Приходилось ездить по дорогам, которые не назовешь даже стиральной доской. К тому же как-то раз в автомашине «печка» не работала. Замерз, как истукан. И сразу – в театр. Отогрелись, чайку попили – и на сцену. Как ни в чем не бывало. Не буду же я зрителям рассказывать о дорожных неудобствах. Первыми моими словами на сцене будет фраза: «Добрый вечер!». Откровенно говоря, мне без зрителей будет плохо. Мой директор знает, что такое оставаться без работы целую неделю. В этом случае ко мне лучше на близкое расстояние не приближаться. Если попаду на необитаемый остров, то обязательно попрошу у Бога: «Дайте мне хотя бы первый ряд зрителей!».

     - Вы в Ульяновске не первый раз. И всегда вас принимают с особой теплотой и сердечностью.

     - В Ульяновск я за тридцать лет действительно приезжал много раз. Намного больше, чем Ленин... Сегодня в зале я увидел очень много знакомых лиц. Это и евреи, и русские, и татары, и люди других национальностей. Удивился не только толерантности, но и единению душ — как и должно быть в интернациональном обществе. 

     - Не оттого ли много доброты в вашей душе, что родом из холодного края? 

     - Хороший вопрос. И красиво звучит. Полагаю, что доброта в человеке – взращиваемое качество. Моя профессия меня научила: если я хоть добьюсь одной улыбки у зрителя – моментально становлюсь добрее. С годами пришло понимание, что в театр пришел тот, кто пришел. Их можно покорить не мечом, а добротой сердца. Думаете, я родился добрым? В этой жизни многого можно достичь, не злясь! Лучше открыться и жить по-доброму. Это в тысячу раз выгоднее. Поверьте мне! И попробуйте...

     - Вы любите спорт. Это ваше хобби?

     - Да, я люблю спорт. Если хотя бы один день не занимаюсь спортом, не имею физической нагрузки, чувствую себя не в своей тарелке, мне чего-то не хватает. Хочется в спортзал. А еще я люблю чтение. Читаю даже в дороге. Кроме того, у меня есть свой блог в Интернете. Я к этому отношусь серьезно, точно так, как к появлению на сцене.

     - Как отмечают многие, у вас сегодня была необычная программа.

     - Да, это ханукальная программа. Она посвящена еврейскому празднику. 

     - Что пожелаете ульяновцам в канун Нового года?

     - Желаю того же, чего и другим россиянам: всяких добрых свершений, любви, счастья, тепла, благополучия, поменьше депрессий. Знаю, в Ульяновске грядут перемены. Хочу, чтобы в 2009 году все хорошее, что намечено, свершилось!

Автор: Николай АЛАБЕРДИН

 ul-ucheba 

 25 декабря 2008 

Интервью с Ефимом Шифриным

Для тех, кто пропустил эфир с известным артистом Ефимом Шифриным, мы предлагаем запись его интервью. В беседе с Алесандром Винокуровым и Мариной Алексанровой Ефим рассказал о своём участии в проекте «Цирк со звёздами», съёмках у Андрея Кончаловского и театре, который носит его имя.

Слушать интервью на сайте Кузбасс FM
9 окт 2008 г.

«Цветок смеющийся»: Ефим Шифрин сыграл самого себя?

Спектакль о нелегкой актерской судьбе. Об усталом одиноком человеке и творческой реализации. О мечтах. О женщинах. О славе. «Цветок, смеющийся сейчас, к вечеру увянет. И то, что нынче манит нас, когда-нибудь обманет». Зрители оценили режиссуру Михаила Козакова и актерскую игру Ефима Шифрина в субботу, 27 сентября. В Брянске спектакль был представлен стараниями продюсерской компании «Мелисса».


«Цветок смеющийся» по пьесе Ноэла Кауарда Козаков поставил в 1997 году и сам играл главную роль — Гарри Эссендайна. Он находил, что между ним и его героем много общего: жизненные разочарования, взаимоотношения с Мельпоменой и прекрасным полом. Постановка имела большой успех на гастролях в Америке.
Однако если ничего концептуально не поменялось в режиссерском видении, то состав актеров сменился кардинально


Однако если ничего концептуально не поменялось в режиссерском видении, то состав актеров сменился кардинально. Лорд Эссендайн — теперь Ефим Шифрин. Артист разговорного жанра на сцене смотрится гораздо органичней, чем в программе «Аншлаг». Смешной и трогательный, усталый и одинокий — это тоже о нем.


В этой антрепризе больше не заняты Светлана Немоляева, Ольга Остроумова и Амалия Мордвинова. Зато Брянск увидел прагматичную жену актера Лизу в исполнении Елены Сафоновой, безумного драматурга Ролана Моула от Станислава Дужникова («Он псих! Сначала хотел меня оскорбить, а потом очистить!»), обманутого продюсера Мориса — Андрея Рапопорта и рогоносца Чарли — Олега Марусева.
Эссендайн — кумир, разочарованный в театре и жизни, уставший от многочисленных женщин. У него есть безумная идея — поставить ибсеновского «Пер Гюнта»


История простая. Эссендайн — кумир, разочарованный в театре и жизни, уставший от многочисленных женщин. У него есть безумная идея — поставить ибсеновского «Пер Гюнта». Вокруг Гарри — десять беззаветно любящих его людей, каждый из которых считает, что только он знает, как сделать его счастливым. Всякий входящий в этот дом чего-то хочет от хозяина: денег, протекции, любви. Когда он никому не нужен, ему плохо. Когда нужен всем, еще хуже. Смешные повороты событий, неожиданные интриги и страсти. И хэппи-энд — по законам жанра.

Читать на Наш Брянск.RU

  

 

 

 

Михаил Козаков: Мы - уходящая натура

12:34 / 03 сен., 2008 Интервью провела Людмила Караваева.  

© фото Владимира Огнева

«Ребята, что там с Грузией происходит, не знаете? Я с гастролями не успеваю за новостями следить. У меня там, в Тбилиси, дочь и внучка», - спрашивает Михал Михалыч у нас. Мы только зашли к нему в номер и сразу начинаем рассказывать последние известия: а мы – что, а они – что. «Да-аа», - протянул Народный артист России Михаил Козаков – гость «Вслух.ру» и «Вслух о главном» и герой народного интервью, - «кино мое еще полежит, похоже». 

- А что за кино?

– Три года назад я снял «Очарование зла» – картину о парижской эмиграции 30-х годов. Марина Цветаева, ее муж Эфрон и их друг Болевич (фамилия прототипа – Радзевич) оказались в Париже. Все трое по собственному желанию завербованы ГПУ. Причем, именно по идейным соображениям. Были и другие люди, кто сами шли и вербовались по причинам материальным. Например, такая известная певица, «курский соловей», как называл ее император, Надежда Плевицкая и ее муж – генерал Николай Скоблин. Они работали агентами НКВД за деньги. Внук Третьякова тоже был завербован. Вера Гучкова, дочь Гучкова из Временного правительства, в силу своего авантюрного характера, вообще училась в школе ГПУ, и это факт. А еще были чекисты-резиденты, которые годами жили за границей. Вот примерно такая история. Все эти факты довольно известны.

Вторая тема в картине – любовь. И вся эта идейность и верность идеалам, матераильные расчеты, предательство и подлость пересекается с чувствами живых любящих и страдающих людей. Однако на дворе 37 год, чистка рядов. Сталинский нарком Ежов дает приказ уничтожить чекистов-резидентов (одного из них – Кривицкого, играет мой сын – Кирилл Козаков).

Это моя последняя на сегодня телевизионная работа как режиссера. Картина вышла на DVD. Ее видели в Беларусии, Германии, Грузии, Америке… На RТVi фильм дважды демонстрировался. Но, к моему огромному сожалению центральные каналы (фильм купил канал «Россия») фильм почему-то ни в какую не желают показывать, равно, как и объяснять почему этого не делают. Вот вам ситуация.

- Михаил Михайлович, в 50-60-е годы на экранах было довольно много красивых лиц – Козаков, Лановой, Юматов, Тихонов и другие. Сейчас в кино редко-редко можно увидеть симпатичное лицо. Неужели красавцы все перевелись?

Елизавета А., Тюмень

- Вот те на – как это перевелись? А чем лицо Домогарова или Меньшикова хуже Юматова? Лица-то как раз есть. Вопрос в другом, – почему мало личностей в кино. А потому, что нет материала, в котором актер может проявить себя, раскрыться как личность. Как только появляется материал, скажем, «Свои» Месхиева, с очень хорошим сценарием, все играют замечательно – Богдан Ступка, Хабенский, Гармаш, Анна Михалкова. Или, положим, «Доктор Живаго» Саши Прошкина-старшего – тоже все нормально. Я называю те вещи, которые мне нравятся.

- Может поэтому возник интерес к историческому кино?

- Не знаю, к какому кино какой есть интерес. В любом случае все упирается в драматургию. Вначале было слово – и от этого никуда не денешься: как сделана пьеса, как написан сценарий. И мы, как видится, наблюдаем (за редчайшими исключениями) здесь кризис. Есть, конечно, Улицкая, Пелевин, кто-то еще, но все же достойных авторов, достойных драматургов крайне мало. В основном – макулатура. В театрах есть хорошие спектакли, но нет проблемных пьес. Зато со всех сторон масса заманчивых предложений: пой с нами! танцуй с нами! танцуй на льду! угадай и выиграй мильон! Это еще ладно, но дело доходит до программ, где рассказывают, кто какие брильянты любит и носит: «Я люблююю бриллиантики, ношу их на шейке..». Магия всякого рода – белая и черная, астрология и чародейство. Есть на каждом канале что-то стоящее, интересное, но в целом тенденция такова.

- Знаю вас как прекрасного чтеца. Очень люблю слушать в вашем исполнении стихи Бродского, Самойлова. Скажите, на ваш взгляд, есть ли чтецы вашего уровня (или Юрского, Филиппенко) среди артистов поколения 30-40-летних. Есть ли что-то новое в их подходе к этому виду искусства?

Мария, Тюмень

- Я ведь очень долго занимаюсь этой частью профессии. Пережил вместе с ней разные периоды. В 50-60-е годы это искусство было в фаворе – поэты собирали стадионы, что наверное, было некоторым перебором. На разных площадках СССР успешно работали чтецы разных поколений: за старшим поколением - Мордвиновым, Кочеряном, Аксеновым – шли мы, молодые: Алиса Фрейндлих, Алла Демидова, Юрский – могу назвать десятки имен.

В конце 80-х все стало меняться. В то время я работал за границей и в России бывал наездами. Творческие вечера, чтение с эстрады исчезли, было ощущение, что никому это больше не нужно. В последние годы стала образовываться аудитория, причем, не только в Москве. Вновь возник интерес к этому жанру, к встречам с актерами. В филармониях выделяют залы. Записываются диски. Дети теперь не очень любят читать, но любят слушать, и потому аудиозаписи каких-то произведений и для них, и для родителей в некотором роде спасение. Многим нравится в машине поставить хорошую запись.

За прошлый год я дал порядка 50 концертов, куда только ни летал в свои почтенные годы: и за Урал, и заграницу. Сделал ряд поэтических программ. Сергей Юрский, Александр Филиппенко, Алла Демидова, Светлана Крючкова тоже успешно работают. Василий Лановой много читает на радио. Но, понимаете, какая штука – у нас фамилии, авторитет. Мы – уходящая натура. Малоизвестному актеру, даже если он хорошо выступает на эстраде не собрать зал. Нужно пробиваться. Думаю, если бы Меньшиков, или Домогаров, или Миронов читали стихи – они могли бы собрать залы. Но всерьез они этим делом не занимаются.

Чтение – особое дело. Можно быть хорошим артистом, но никаким чтецом. Кроме дарования должно быть много труда.

- Хотелось бы высказать искреннюю зрительскую благодарность очень талантливому и красивому человеку за его яркие воплощения образов, за его труд и любовь к зрителям. Мы были совершенно вами очарованы на авторском вечере, который состоялся осенью 2007 года в Тюмени. Поделитесь, пожалуйста, секретом такой невероятной работоспособности, что является основным двигателем в жизни?

Татьяна, Тюмень

- Мне, конечно, трудно уже летать, готовиться к встречам. Но я люблю это дело. Если в кино могут быть какие-то ограничения – «не надо это ставить», а играть мне почти нечего, то на эстраде я свободен. У меня есть программа «От Пушкина до Бродского». Но! Я – человек. У меня свои переживания. Боли. И когда выхожу со стихами, я могу выбрать из репертуара именно то, что волнует меня сейчас, в надежде, что это же волнует Тюмень или Брянск. Через чтение передаю свои эмоции. Говорю о том, что сейчас происходит. Могу читать Пушкина про все – про жизнь, социальную несправедливость, нечестность, про горе или любовь.

- У антрепризы сложный имидж, к ней многие относятся как к халтуре, чесу по провинции. Похоже, у вас иное мнение.

Гульнара, Тюмень

Свою создали, чтобы ни от кого не зависеть?

- Да, вы совершенно правы. Это мое личное пространство. Я очень долго и мучительно выбираю пьесы. В августе поставил английскую пьесу-комедию «Цветок смеющийся», премьера состоялась 25 августа. Это пьеса 50-х годов, я когда-то ее ставил и играл в ней сам. Теперь мою роль играет Ефим Шифрин. Всего занято 12 актеров. Очень сильный состав: Лена Сафонова, Сотникова, Архангельская… Антреприза требует звезд. И хороших декораций. У нас в спектакле очень дорогие декорации, двухэтажные. При этом надо просчитывать билеты. Понятно, что те, кто ходит в театр, в основной своей массе небогаты. Но и зарабатывать надо. Ищем баланс, прогнозируем успех спектакля, количество публики.

Что касается съемок, то ролей в кино для моего возраста, даже в приличном сериале, очень мало. Да и в театре тоже. Халтурой заниматься и не могу и не хочу. Предпочитаю сыграть эпизодики, но в хороших постановках. Вот недавно было предложено две интересные роли. В одном случае сыграл характерную смешную роль – Сальвадора Далевича – странного директора странной школы в «Сказке 21». Мой герой  говорит, что папа у него русский, а мама – юрист. 

Фильм из четырех новелл-сказок для детей и для взрослых о том, что в каждом взрослом есть ребенок. В фильме звездный состав: Михаил Пореченков, Гоша Куценко, Ксения Раппопорт, Костя Хабенский, Григорий Сиятвинда…

Во втором случае снимаюсь в приключенческом фильме «Хранители сети» в роли председателя ассоциации банкиров, экс-генерала МВД, человека, который некогда боролся против Щелокова.

Думаю, что делать дальше. При том, что у меня много работы и масса программ, а также полуспектакль «Ниоткуда с любовью» по Бродскому, который мы играем в Школе современной пьесы с Володей Качаном. Это поэтический спектакль, с использованием кино- и фотоматериалов, а также рисунков Бродского.

- Преподавание не привлекает?

- Когда-то я преподавал, в ГИТИСе. В Израиле тоже. К этому надо относиться очень серьезно, как Алла Покровская – лучший педагог Школы-студии МХАТ. Для нее это дело жизни. Или как Константин Райкин, который создал курс, а впоследствии курс вошел своим составом в его театр.

- У вас было несколько браков. Не замечали, связан ли каждый из них с каким-то периодом в творчестве? Пришлись ли на «брачный период» особенные удачи, а может, напротив, неудачи?

Любовь Николаевна, Сургут

- Знаете, это связано только, пожалуй, с отношениями дома. Одна жена понимала и поддерживала, другой, к примеру, было все равно. Ничего такого, никакой закономерности. Личная жизнь у меня идет параллельно с профессией.

- Какой кинематограф сильнее: наш или американский? Насколько конкурентоспособно наше кино в мировом сообществе? Если все хорошо, то почему так редко бывают весомые награды?

Игорь, студент ТюмГУ

- Центр тяжести кинематографа всегда перемещается. Был период, когда все обожали итальянское кино: Феллини, Бертолуччо. Швеция не была особо кинематографической страной, но там был Бергман. Очень сильным одно время был кинематограф во Франции – период Жерара Филиппа. У нас были крупные режиссеры: Эйзенштейн, Козинцев, Ромм, Калатозов, Тарковский, Алексей Герман, Гайдай, Рязанов, Данелия, Ролан Быков, Кончаловский, ранний Михалков. Были прекрасные работы на телевидении, телеспектакли шикарные. Был период, когда центр тяжести перемещался в восточные страны.

Однако у меня есть твердое убеждение, что лидером была и есть Америка, как бы мы к ней ни относились. Это закономерно – мощная страна и мощная кинематографическая держава. У них уже в начале того века были великие режиссеры и был Чаплин.

- У нас не было никогда своего Чаплина?

- Нет, даже близко. Их кинематограф развивался, они создавали корпорации: Дисней, Уорнер Бразерс. Им подвластны любые жанры, в любых масштабах и в любом развороте. У них в активе величайшие режиссеры – Боб Фосс, Форман, Коппола, Орсон Уэлс, великие актеры и великое производство. Ведь кинематограф – это, кроме всего, производство, техника, технологии. И они всегда были впереди. Даже во время депрессии.

И потом, они в чем-то самодостаточны. Им вполне хватает своей аудитории. Им нравится собственное кино, хотя они способны оценить и шедевры других. У них ходят в кино, а у нас – похаживают.

- Сами часто бываете в кино?

– Нет, лишь иногда. Я – книгочей. Читаю много. Это мое любимое занятие. Стараюсь следить за книжными новинками, изучаю литературу о самой литературе. Читаю исторические книги (жена, правда, читает больше, но она – историк).

Недавно открыл для себя невероятного писателя – израильского прозаика с русскими корнями Меира Шалева. Его «Русский роман» – о поколении евреев, пришедших в Палестину из России. Шалев считает себя учеником Набокова, хотя мне кажется, что он больше напоминает Маркеса. Прочел норвежский роман, семейную сагу «Полубрат» Кристенсена. Впечатляет.

Ищу и обдумываю пьесы. В театрах ставят классику. Сколько «Чаек» у нас летает по стране? Сколько «Вишневых садов»? Почти нет современных пьес приличных. Конечно, остались хорошие драматурги, как факт, – Зорин, Володин, Арбузов, Вампилов, но они в чем-то, как теперь говорит молодежь, «отъехали». Изменилась сама жизнь, изменились социальные условия. Вот в «Современнике» поставили «Пять вечеров», публика смотрит – любят актеров. Но, учитывая фильм Михалкова, учитывая то время, когда пьеса была свежа, нова, остра я бы не взялся.

Конечно, бывает режиссерский театр, авторский, актерский. Тем не менее, должно быть некое осмысленное действо, хороший материал, актуальность.

Юрский мне как-то сказал, мол, знаешь в чем наша беда? Театр литературы ушел, публика разучилась слушать и думать.

Клиповое мышление образовалось. А я человек традиционный, если меня не волнует проблема, которую я играю, мне неинтересно. Вот сейчас мучаюсь, есть три варианта, три пьесы. Страшно ошибиться.

- Когда вы работали над ролью Дзержинского, посещали ли его кабинет на Лубянке, изучали ли документы о нем и с его участием? Как вживались? Что думаете по поводу сноса памятников железному Феликсу?

- Я вообще не должен был его играть. Но было условие: роль железного Феликса в обмен на разрешение снимать «Покровские ворота». Да-да, вот так. Конечно, я читал книги о нем, документы, переписку, побывал и в кабинете. Неоднозначный человек. Сидел при царском режиме. Дворянин. Поляк. Его отец преподавал математику Чехову. Любил «Фауста». Очень честный. У него были многочисленные романы с дамами. Безусловно, он был личностью. И вот революция. На него взвалили эту тяжелую работу. Нравственно его это не оправдывает, конечно, но все же..

- Как и многие, я очень люблю «Покровские ворота». Долгие годы не подозревала, что это ваша прекрасная режиссерская работа. Это ваш любимый фильм?

Елена, преподаватель, Тобольск

- Знаете, я очень благодарен этому фильму и Зорину за эту пьесу. Я ее ставил в театре. Но если бы меня спросили в сравнении: что интереснее - «Покровские ворота» или «Визит дамы», я бы сказал, по сложности - «Визит дамы». И хотя все фильмы как дети, всех любишь, в особого любимчика я бы выделил «Мою королевскую рать».

- Наверняка на съемках «Покровских ворот» было немало курьезов. Съемки были веселыми?

- Это было и правда весело, работали в отличном настроении, но без особых курьезов. Были экспромты. Я придумал, например, чтобы Костик то и дело декламировал стихи.

- Вы были самым молодым Гамлетом в нашем театре. Роль трудная, как справились?

Инга, Тюмень

- Белинский с огромным пиететом относился к актеру Павлу Мочалову. Но это не мешало ему утверждать, что НИКАКОМУ актеру не под силу сыграть Гамлета.

А мне было 21. Я очень много работал над этой ролью. Очень.

Так скажу, четыре года назад я выпустил художественно-документальный фильм «Играем Шекспира». Соединил многих Гамлетов самых разных исполнителей. Наблюдал, как меняется эстетика, прочтение роли. Также представил в фильме разных исполнителей роли короля Лира.

Обидно, что фильм только два раза и показали.

- Наверняка вы дали в жизни очень много интервью. Помните первое? Наверное, оно было после выхода фильма «Убийство на улице Данте»?

- Да, после этого. Спрашивали, как работал над ролью, о планах. Первые интервью были очень коротенькие. Потом, с годами, все длиннее и подробнее. Появились и большие, серьезные интервью в театральных журналах.

Издал две книги: «Рисунки на песке» и «Последний звонок». Вообще постоянно пишу. В стол. Эдакие «поденные записи», как называл Самойлов. Видимо, у меня это вместо похода к психоаналитику.

- А мы, журналисты, у вас, выходит, тоже вроде психоаналитиков. Или, вернее, случайных попутчиков в поезде…

- Похоже, что так.

P.S. Редакция сердечно благодарит Павла Корчагина за помощь в организации интервью.

Тюменская Интернет-газета «Вслух.ру»

Победа антрепризы

«Цветок смеющийся» в постановке Михаила Козакова – пример нестыдного антрепризного спектакля

30 августа 2008, 17:01 Фото: ИТАР-ТАСС Текст: Валентин Колесников Версия для печати  • В закладки  • Постоянная ссылка  • Вставить в блог   •

Михаил Козаков имеет репутацию актера-интеллектуала и режиссера, открывавшего для советской публики имена неизвестных до того западных драматургов. Работая в антрепризе, эту репутацию поддерживать непросто. Но, оказывается, возможно. Из десятка пьес Кауарда, какие я в разные годы видел на сцене, эта, видимо, лучшая. Но, возможно, такое впечатление складывается благодаря самому спектаклю.

Сущий смех

Обычно постановщик, особенно в антрепризе (да что уж там, если бы только в антрепризе) выбрасывает из пьесы все, что не относится к основному сюжету, и на что не накрутишь балаганных приколов. То есть опошляет материал.

«Сложнее всего Шифрину - его персонаж актер, и как любой актер, особенно знаменитый, «заигрывается» в жизни»

«Цветок смеющийся» - редкий случай, когда пьесу «вытянули». В оригинале, с трудом поддающемся точному переводу, она называется «The present laughter» - «Сущий смех», возможно, там тоже запрятана какая-то ирония, но на поверхности - лишь претензия.

«Цветок смеющийся» внешне - заглавие более простое, и в то же время это образ из стихотворения Шелли. В стихотворении идет речь о мимолетности любого момента и, прежде всего, момента удовольствия.

С одной стороны, это задает основную тему спектакля, с другой - вводит нехитрую кауардовскую пьесу (если первая ее часть - это еще комедия характеров, то вторая - исключительно комедия положений, пусть и неплохо сделанная) в романтический историко-литературный контекст.

Помимо Шелли, в спектакле есть другая, еще более важная для понимания сути происходящего с главным героем, тема - Генрик Ибсен, «Пер Гюнт».

Герой Ефима Шифрина, Гарри - знаменитый театральный актер далеко за 50, мечтающий о постановке «Пер Гюнта» (придумка режиссера), но годами, десятилетиями пробавляющийся коммерческими пьесами.

Жена, в прошлом не слишком удачливая актриса, превратившаяся в преуспевающего театрального агента, несколько лет назад от него ушла, но остается другом и продюсером.

Гарри пробавляется сексом со случайными девушками, «забывшими дома ключи», изводит прислугу капризами, с ужасом думает о предстоящем африканском турне - и все мечтает, как он сыграет Пер Гюнта.

При том, что вряд ли это суждено ему сделать на сцене, в его жизни ибсеновский сюжет уже проявился: бывшая жена хоть и оставила его, но продолжает поддерживать, ждать - почти как Сольвейг.

А вокруг мельтешат разные уродцы, которых сам Гарри называет «троллями».

Но самое приятное, что Козаков избежал опасности превратить комедию в исполненную примитивного псевдоромантического пафоса мелодраму о непризнанном гении.

А он это, увы, иногда любит делать (так получилось, к сожалению, с его небезынтересно задуманным спектаклем о Бродском «Ниоткуда с любовью»). Впрочем, не он один. Предыдущая работа Шифрина в спектакле Саркисова «Скандал, или Публике смотреть воспрещается», где из совсем уж простенького водевильчика натужно пытаются выдавить «Ануя» или хотя бы «Кокто» - самый свежий пример.

Тем более, что в данном случае еще и материал располагал к подобным искушениям - слишком очевидны автобиографические мотивы, сходство героя пьесы с автором.

Но Гарри, при том, что это отнюдь не отвратительный, не отталкивающий персонаж, даже в самых драматичных, «серьезных» эпизодах выглядит в первую очередь нелепым, смешным, и уже затем - отчасти трогательным.

Вообще спектакль вышел на удивление ровным - такого почти не бывает даже с очень хорошими постановками на выдающемся литературном материале (а козаковский «Цветок смеющийся» - это все же заведомо не «Черный монах» Гинкаса).

Ровным и по ритму, и, за единственным исключением, по актерским работам. Станислав Дужников блестяще и абсолютно неожиданно (этого персонажа представляешь совсем другим) играет 25-летнего полусумасшедшего драматурга-авангардиста.

Надменный английский слуга, увлекающаяся спиритизмом кухарка-скандинавка, старомодная (и, по всей видимости, старая дева) секретарша главного героя - все это более традиционные типажи, но исполнены они на достойном уровне.

Жена героя видимо, действительно была посредственной актрисой, как говорит теперь ее муж Гарри, зато благодаря сильному характеру оказалась хорошим менеджером - и Анна Каменкова достойно отрабатывает эту тему.

Простушку-Дафну, новую пассию Гарри, играет Инна Милорадова, она же продюсер спектакля. И играет до некоторой степени в ключе Анастасии Заворотнюк, но если Заворотнюк в антрепризной комедии («Все как у людей» Марко Камолетти, постановка Леонида Трушкина) смотреть было невозможно - настолько неудачно она, напрочь отбросив опыт работы в «Табакерке», эксплуатировала ситкомовские штампы, то Милорадова, над которой груз штампов, по крайней мере, собственных, не висит, в своей роли весьма обаятельна.

Сложнее всего Шифрину - его персонаж актер, и как любой актер, особенно знаменитый (а впрочем, незнаменитые еще хуже - уж это я точно знаю), «заигрывается» по жизни.

Окружающие постоянно твердят Гарри: «Не переигрывай!» - и надо сыграть это «переигрывание» так, чтобы не «переиграть». Исключение - Елена Сотникова, кстати, не какая-нибудь сериальная звездочка, подрабатывающая в антрепризе, но актриса репертуарного театра (им. Вахтангова) - увы, данное обстоятельство на пользу не идет.

Во многом благодаря ей (хотя не «без помощи» беспомощной режиссуры Павла Сафонова) провалилась и была через несколько месяцев снята с репертуара вахтанговская постановка «Глубокого синего моря» Рэттигана.

«Цветок смеющийся» - спектакль, к счастью, ансамблевый, и одна провальная роль на общем впечатлении почти не сказывается. Но если бы на месте Сотниковой была Вдовина (с ее опытом Гедды Габблер, Стеллы из «Великолепного рогоносца» и шекспировских героинь), которая практически полностью отрепетировала, а потом ушла из проекта - совсем другая история бы получилась.

Экспромт в тему

Но жизнь и не такие сюрпризы подбрасывает.

На премьерном представлении в начале второго действия, стоило главному герою потянуться рукой за столик на колесиках, уставленный напитками, как тот развалился на куски, напитки разлились, от бокалов остались одни осколки.

Антракт уже позади, а столик и напитки играют в спектакле важную роль и благодаря тому, что у хозяина дома в запасе два разных сорта шерри - один (качественный) для себя и для самых близких, второй (пойло) для гостей, создается дополнительный комический эффект.

И если поломку столика опытные артисты без труда обыграли импровизированной репликой «вот так теперь столики делают!», то ближе к финалу в спектакле имеется эпизод, когда Гарри становится плохо на винтовой лестнице и бывшая жена, его «сольвейг», дает ему выпить шерри.

Которого нет.

Шифрин и Каменкова разыграли эти «предлагаемые обстоятельства» так, что Кауард, несомненно, включил бы такой поворот событий в пьесу.

Она протягивает ему рюмку с последними остатками напитка на дне, он говорит, что здесь хватит только чтобы губы смочить, и все это неожиданно оказывается отсылом к «Ромео и Джульетте» Шекспира.

К сцене в склепе, когда проснувшаяся Джульетта видит Ромео бездыханным, пытается отравиться вслед за ним - но он выпил яд до капли, ничего не оставив ей.

Что не просто уместно, учитывая актерскую профессию персонажей, но и точно попадает в кауардовский сюжет, где после многих испытаний и разочарований герои мало того, что вновь находят друг друга, подобно Пер Гюнту и Сольвейг, но и заново обретают юность и любовь.

http://vz.ru/culture/2008/8/30/202310.html

Юморист Шифрин пошутил в Киндасово

Анастасия Сало, "Вести - Карелия"

Фото  Видео

В Киндасово гуляют по-киндасовски! На один день эта деревня становится шумным мегаполисом: выступления фольклорных ансамблей, ярмарка изделий традиционных ремесел, конкурсы и фотосессии.

Традиционный праздник юмора в Киндасово проходит уже в 23-й раз. И все эти годы здесь неустанно шутят и веселятся. Скуке и унынию сюда вход запрещен.

Все, что ни происходит с киндасовцами, мало понятно другим: почему здесь запрягают лошадь задом наперед, а сено уплывает по реке?! Киндасово расположено всего в 12 километрах от Пряжи. И, чтобы узнать, что происходит в соседней деревне, местные мужики залезают на самую высокую ель. На празднике, правда, никто на верхушках деревьев замечен не был. Развлечений и так было достаточно!

Основное действо праздника развернулось в центре деревни, где была установлена главная сцена. Кульминацией стало выступление народного артиста России Ефима Шифрина. Известный артист не раз бывал в Карелии, но вот в Пряжинский район и в Киндасово приехал впервые.

- Эти высокие леса, эта Шуя, эта Маньга, где мы сейчас были. Эта замечательная сирень, эти ваши потрясающие клещи, которыми меня напугали. Я их никогда не видел, но, если вам придется с ними повстречаться, передайте, что я их ненавижу! – профессионально шутил юморист.

Смех от шуток артиста разнесся по всех округе. И даже дождь пришел на гулянье. Однако погостить на празднике ему удалось всего пару минут. И - снова засияло солнышко. Как говорят местные жители, ответственный за погоду все уладил! А, значит, праздник юмора - продолжается!

23.06.2008

http://petrozavodsk.rfn.ru/rnews.html?id=9417

Ефим Шифрин: «В эпоху стабильности некого пародировать»

Популярный комик рассказал «Русскому репортеру», что на самом деле он даже не Иван Петрович, а Нахим Залманович, каких трудов ему стоило научиться смешить простой народ и почему российский юмор сейчас переживает глубокий кризис

Вместо пролога

   
     Эта история началась в далеком 1938 году, когда юный поляк Марк перешел границу СССР, чтобы вместе со всем советским народом строить самое гуманное и справедливое общество на свете. Ни одного слова по-русски он не знал, однако осуществлению мечты это не помешало: сразу после перехода границы Марк отправился строить то, что хотел. На Колыму. В лагерях он познакомился с другими зодчими коммунизма. Одним из них был будущий отец Ефима Шифрина, вторым — бывший нарком не то сахарной, не то бродильной промышленности.

«Я помню тот Ванинский порт…»

     - Этот экс-нарком тоже сидел?

     - Саша! Все герои моей истории сидели. А тех, кто не сидел, я практически не знал, потому что родился на Колыме. Поэтому, когда потом, в школе на «большой земле», все хвастались папами, которые дошли до Берлина, мне хвастаться было абсолютно нечем. И, заполняя в военкомате анкету, я просто не знал, что написать про свое социальное происхождение.

     - А за что отца посадили?

     - Польский шпион. Он же из Белоруссии — там все по этой статье шли. Его путь на Колыму был долгим. Отец побывал в страшном Унженском лагере под Горьким, в пересыльных тюрьмах, и только в 1940-м оказался под Магаданом… Не было у меня отца-героя-фронтовика! Правда, когда пошли хрущевские фильмы — «Чистое небо», «Тишина», — я начал что-то понимать. Но все равно, кино было так сделано, что и герой Урбанского повоевал, и Вохминцев из «Тишины» тоже пришел с фронта… В фильмах были намеки на какие-то тяжкие злоупотребления, но потом все это благородно выплескивалось в войну и сплошной героизм. Но ведь в войну ничего не могло выплеснуться, поскольку началось все в 1938-м, а закончилось в 1955-м! Воевали же те, кого не успели посадить.

     Отцу дали 10 лет лагерей плюс пожизненное поселение в районах Дальстроя. Он работал раскряжевщиком, вальщиком леса, мыл золото, пока чуть не умер от тифа. В буквальном смысле. От него осталось 28 килограмм живого веса. Так бы он и кончился на койке лагерного лазарета, если бы, как в индийском фильме, не оказался рядом врач, тоже зэк, который начал отпаивать этот «труп» с ложечки — водичкой, бульоном. Отец начал по грамму набирать. И к маминому приезду он уже имел вполне жениховский вид… Дело в том, что в 1948-м у него кончился срок, и отец вышел на «свободу», то есть перешел из лагерного барака в барак на поселении. А в 1950-м к нему приехала мама. А к его другу, поляку Марку, тогда же приехала дочь того самого наркома не то сахарной, не то бродильной промышленности. Отец женился на моей матери, а Марк — на дочери наркома-зэка.

     Причем надо понимать, что это было за путешествие! Это сейчас берешь билет в Домодедово и без пересадки летишь до Магадана. А тогда нужно было поездом доехать до Владивостока, в бухте Золотой Рог сесть на корабль, набитый людьми сверху донизу, и плыть в бухту Нагаева. А уже оттуда по Колымской трассе на попутках добираться до приисков. Мама проделала весь этот путь. Она ехала к отцу, которого ни разу в жизни не видела. 

- Зачем? И откуда она ехала? Из Москвы?

     - Скажешь тоже — из Москвы!.. «Москва» — это слово из букваря! Москва — это там, где Кремль, Любовь Орлова, Елисеевский магазин в кинохронике. Москва — это прилизанные школьники из фильма «Первоклассница», который мы тогда смотрели, как сейчас дети смотрят сказку про Гарри Поттера. Москва — это другая планета! Там живут небожители… Мать поехала к отцу из того же города, откуда его взяли — из Орши. Ехала она выходить замуж. И дочь бывшего «сахарного» наркома тоже ехала выходить замуж. За поляка Марка, о котором ей писал отец и которого она тоже никогда не видела.

     - Как такое может быть?

     - Очень просто… Кончилась война. Мужики не вернулись. А моя мама — старая дева, ей было уже за тридцать! Надо было устраивать судьбу. По счастью, ее сестра работала в школе. Там же работал брат отца. Слово за слово: «А у меня там брат». — «А у меня тут сестра». — «А давай их сведем!» Начали переписываться… Ведь нынешние зэки тоже пишут письма женщинам на волю. Но сейчас у них не складывается, потому что пишут уголовники. А на политических такого клейма не было. Они считались нормальными женихами, ведь все же все знали и понимали! А папа у меня самоучка, почерк у него красивый был, слова умные знал. И видно, в письмах у них с мамой что-то случилось.

     - Сколько же она добиралась туда к нему на перекладных?

     - Не знаю. Спросить уже не у кого… Но когда я впервые увидел зэковскую фотографию, которую папа вложил в конверт и послал маме в Оршу, чуть не прослезился. Это же несчастье какое-то! Лысый, глаза беспомощные, потому что зрение у него было минус семь, а сниматься надо было без очков. При этом глаза очень близко посажены. Ну, чистый еврей!.. Это сейчас на сайтах знакомств и на «Одноклассниках.ру» девушки обязательно в купальниках, парни в плавках красуются. Как бы случайные снимки: это я в зале, это мы на отдыхе, это на пикнике… Но в любом случае интересничанье идет через эротизм. Естественно, отец ничего подобного послать не мог. Положил в конверт фото три на четыре из какого-то дела…

     Я потом спрашивал маму: как же ты не испугалась? Почему поехала на край земли к незнакомому человеку? Она сказала, что по письмам он ей очень понравился. То есть для того, чтобы строить жизнь вместе, никаких плавок не нужно, никаких фитнесов. Жизнь строится совсем на другом. Мать с отцом никогда не расставались. Только раз в жизни мама одна съездила в Ессентуки, и, думаю, эта разлука была самым ужасным временем в их жизни. Сказать, что они никогда не ругались, я не могу, но ругань эта была совершенно анекдотическая, абсолютно еврейская! Ссорясь, они тут же переходили на идиш. Когда у папы заканчивались аргументы, он заходился в крике: «Ну Рая, но ей же богу!..» Это было самым страшным его ругательством. 

     В общем, через год у мамы на Колыме родился мой старший брат Элька, который сейчас живет в Израиле. Все вроде бы складывалось нормально… Но если уж жизнь начала закручиваться по законам триллера, то и продолжается она соответственно — на небесах закону жанра верны… Вот уже реабилитирован отец и мама беременна вторым ребенком. Но в поселке Сусуман, где они жили, не было роддома. Родильное отделение километрах в сорока, в поселке Нексикан. А так как мать была женой врага народа, ее повезли рожать в кузове грузовика…

     - Погоди. Какого врага народа? Отца же реабилитировали.

     - Эта инерция еще очень долго тянулась! Я прекрасно помню свое детское ощущение в 1961 году, что я из какой-то неправильной семьи… А в 1955-м реабилитация только начиналась. Так вот, мать повезли в кузове, а в кабине грузовика ехал по делам какой-то местный начальник. В кузове у матери начались схватки. Пока довезли, пока Марика вынули — а он уже и не дышит. Похоронили там же. Не знаю, был бы я на свете, если бы Марик выжил, потому что меня мама родила, когда ей был уже 41 год.

     Брата своего старшего, кстати, я тоже долго не видел, потому что его отправили откармливаться к бабушке в Оршу. Он родился ослабленным, а продуктов на Колыме — ноль. Я, например, долго не знал, что хлеб бывает в батонах. Только в кирпичах. Когда в 1965 году мы приехали жить в Латвию, в Юрмалу, и я зашел в хлебный магазин, со мной случился шок… О том, что существуют немороженые продукты, я тоже не знал. Несоленого масла у нас в продаже сроду не было. Иногда отец привозил его из Магадана, из командировки, и тогда мы делали шоколадное масло: растапливали в тазу, засыпали какао-порошок, мешали, потом выносили таз на улицу и ставили его в снег. И я видел, как на моих глазах густеет эта расплавленная масса, превращаясь в шоколадное масло… Но зато я знал, что такое жимолость и морошка. Ландшафт моего детства — или заснеженная пустыня за окном или короткое колымское лето и сопки в ягодах…

     А потом, когда стало можно, мои родители уехали жить в Юрмалу, а их друзья — Марк со своей женой, дочерью бывшего наркома, — в Москву. 

     - Отчего же родители уехали в Юрмалу, а не в Оршу? 

     Папа сказал, что в этот город он категорически не вернется, несмотря на то что в Орше жила его мать. Потому что там была тюрьма, где случилось самое страшное — где его лишили всех признаков человеческого достоинства. Как он мог вернуться туда, где у него сорвали пуговицы с брюк, лишили шнурков? Туда, где у него, близорукого, отняли очки?.. Туда, где его нещадно били, где его спускал с лестницы следователь с замечательной фамилией Гинзбург?..

     - А почему тогда не в Москву?

     - Ты с ума сошел! В Москве до перестройки разве мог кто-нибудь появиться? Ты про институт прописки что-нибудь слышал? Я завидую нынешним таджикам, которые могут просто приехать сюда и подметать, жить, натурализовываться. Брат у меня закончил с красным дипломом военно-дирижерский факультет и очутился на станции Актогай в Талды-Курганской области без всякого оркестра. Москва — это же город небожителей…

Работая в Москонцерте, Ефим Шифрин предпочитал смешить интеллигентную публику

     - Юрмала-то откуда взялась?

     - Когда после войны все стали друг друга находить, выяснилось, что у нас мамина тетка живет в Риге! Она вышла замуж за одного рижского цеховика. Поэтому в 1963 году мы меняем маршрут привычного отпуска и нас с братом отправляют «за границу» — в Ригу! Поскольку муж тетки какие-то махинации проворачивал, жили они очень богато: ковры, тахта, собственный телевизор с линзой. У них была коммуналка всего с двумя соседями! И целых две комнаты своих! Кроме того, там была ванна с газовой колонкой, то есть из крана все время текла горячая вода, что само по себе было удивительно.
     Я, правда, тетку не любил, потому что все всегда делал не так, был плохо воспитан, о чем она меня постоянно оповещала… Тетка курила только папиросы, а я помогал ей набивать гильзы ватой — заталкивал туда вату спичкой… Но зато она стала искать варианты, как нам перебраться к ней поближе. А поближе была сонная Юрмала. Тогда это было спокойное предместье Риги. И тут как раз умирает академик Зутис — латышкий историк, по учебникам которого я потом учил в школе историю Латвии. У него осталась вдова, которая не могла тащить и рижскую квартиру, и юрмальскую дачу. Она продает дом в Юрмале. Дом большой, дорогой, и семья моего отца решает съехаться с семьей его брата и жить вместе — так же, как они когда-то жили в Орше до ареста отца. Дядя и отец купили этот дом — нам достался первый этаж, им второй. У нас были две смежные комнаты. В одной жили папа с мамой, в другой я с братом. И еще с нами жила мамина сестра. Она была старая дева, и я ее тоже называл мамой. А потом еще к нам приехала папина сестра-близняшка, которая освободилась из Карлага.

     - Близняшка, ты сказал?

     - Да. Они с отцом в один день родились, близняшки! Но никто этому не верил: говорили, не похожи. Но это потому, что ей в лагере нос цепью перебили. Звали эту женщину с перебитым носом так, как зовут всех женщин в анекдотах про евреев — тетя Сара. Поэтому, когда в школе речь заходила о родственниках, я никогда ее имени не называл. Ну, ты представляешь себе, каково было в те годы подростку сказать, что его тетя — Сара!..

     После колымского жилья юрмальский дом мне казался роскошным — угловые окна в полстены, потолок из деревянных панелей, печь с изразцами. Камин с решеткой!.. Но народу было много, комнат мало, поэтому камин, конечно, сломали, просторный зал перегородили… Да еще на лето к нам приезжали колымские друзья родителей — дядя Марк с женой. Но зато у них в Москве, на Сиреневом бульваре в Измайлове я прожил 14 лет своей жизни, когда бросил рижский филфак и приехал в столицу поступать в театральный.

     - А зачем ты бросил филфак?

     - Лучше спроси, зачем я туда поступил!.. А было так. Я всегда знал, что буду артистом. Иное даже не обсуждалось. Весь двор, вся школа, вся округа знала: этот поедет поступать в театральный. И я поехал. И не поступил. Слетел в третьем туре с этюдов. Год промыкался делопроизводителем в Латвии и — снова в Москву. И снова срезался на третьем туре! Вернулся в Ригу и с горя без всякой подготовки поступил в Рижский университет на филфак. Зачем? Я ведь знал, что никогда не буду не артистом!.. Проучился год. И едва сошел снег, прогрелся воздух — я снова в Москву. Сдал в Щукинское три тура, не провалился, но на всякий случай с перепугу еще подал на эстрадное отделение циркового училища. Это такой отстойник для театральных неудачников. Туда шел слив непоступивших в «Щуку». Оттуда вышли Хазанов, Камбурова, Енгибаров…

     Так вот, жил я в Москве у дяди Марка с женой. Формально посторонние люди, это были мои любимые дядя и тетя! Я их все детство так звал… Вообще слова «дядя» и «тетя» сокращают дистанцию и убирают чуждость по крови… А еще они часто водили меня в рестораны. И моя еврейская мама, видя, что мне это по душе, в ужасе закатывала глаза: «Мальчику нравится ресторанная жизнь!»

     Своих детей у них не было. Только я. И когда в 1985 году я получил от Москонцерта свою первую квартиру и переехал туда, мы немного пожили раздельно и решили снова съехаться. Обменяли мою москонцертовскую квартирку на первом этаже и их квартиру на Сиреневом бульваре, состоящую из двух комнат площадью четырнадцать и шесть метров, и переехали на Проспект Мира.

     Жена дяди Марка любила меня больше жизни. И я всем, чем мог, ответил ей на эту любовь. У нее оказался рак поджелудочной, который она прозевала… Никаких хосписов, никаких сиделок, я считал, что ухаживать за ней — мой долг. Длилось это долго: она отчаянно сопротивлялась. Помню только, когда у нее начались глюки от всех этих препаратов, я звонил ее подруге, которая работала в Кащенко, и спрашивал: «Майя Германовна, она просит убрать ведро, которое стоит посредине комнаты! Что мне делать?» И та ясным голосом отвечала мне: «Фимочка, уберите ведро». — «Да как же “уберите”, вы не поняли: никакого ведра нет!» — «Фимочка! Уберите ведро!»

     Она умерла, и мы остались вдвоем с Марком, которого я за глаза зову дедом. С ним тоже нелегко. Он ходит буквой «Г», держась за стеночки, читает прессу и страшно вредничает. Я, например, никого не могу позвать домой убраться — он не позволяет: а вдруг пропадет что-нибудь! Представления о собственном богатстве у него сильно преувеличены. Он не представляет, чем сейчас владеют люди. Его бы сводить в элитную квартиру каких-нибудь моих знакомых, где сначала надо долго пиликать, чтобы тебя допустили к третьему охраннику, который доведет тебя до второго, а тот сдаст на руки первому… Но деду кажется, что те несколько золотых цепочек, которые он приобрел за жизнь, — это ценности.

Со временем Шифрин сумел по-настоящему, по христиански, полюбить аудиторию

     - А он никогда не говорил: ах, дурак я был, что прибежал в 1938 году строить коммунизм!

     - Не то что часто говорит — он всю жизнь свою считает трагедией! Дед теперь страшный антисоветчик и ненавидит эту страну! А я думаю, несчастье его жизни в том, что он «бес» — революционер. Такие люди быстро меняют свои взгляды на противоположные. Заточенные на политику, они легко принимают другие идеи. Им все время надо быть там, где борьба. И теперь дед страшно радуется каждому неуспеху страны. Он слушает только «Эхо Москвы». У меня прекрасные отношения с этой радиостанцией, они мне часто помогали, но слушать их круглосуточно… Захожу домой, дед говорит: «Ай, Латынина, и как она ничего не боится!.. Ай, молодец Радзиховский, как он им всем дал!» Я пытаюсь убедить его, что этим давно уже никто не живет, что молодежь тусуется по клубам ночной Москвы, люди берут кредиты, едят суши, пьют пиво и не знают, кто у них там сидит в парламенте… Бесполезно!

     - А как полное имя деда?

     - Однажды, когда мой водитель по блату пристраивал его в какую-то ветеранскую больницу, где лежат большие советские патриоты, медсестра спросила, как его зовут, и дед гордо ответил: «Мортко Герцевич Гершенгорен!» Сестра тут же вскинулась: «Блядь! Понаехали тут!» Все, чему дед научился, еще на Колыме, — это строить дома и дороги. И здесь он за полвека пол-Москвы построил. Проезжая по городу, любил показывать: «Этот дом я строил. И тот — я». И когда медсестра, которая родилась, когда он уже вовсю строил столицу, говорит ему «понаехали», выглядит это весьма комично.

     - Но имечко у него тоже, согласись! Мортко… Нарочно не придумаешь…   
     - У меня всегда вызывало недоумение, отчего у украинских евреев все ветхозаветные и вполне приличные еврейские имена обретают комичное для русского слуха звучание? Ну почему из красивого и вечного имени Израиль получается Сруль? Это же ни в какие ворота! Да и Мортко… Поэтому его всю жизнь зовут Марком.

«Я знаю, меня ты не ждешь…»

      
- Слушай, а как так получилось, что ты не женат? 

     - Нет, так не получилось! Был у меня такой виток в жизни, который занял несколько лет. Но пока живы все три героя этой истории, я дал себе зарок не говорить о ней. Ну, просто мы так договорились.

     - Ладно, у всех бывают короткие неудачные браки. Но потом-то жизнь продолжается… 

     - А потом мне просто понравилось жить так, как я живу… А вообще я заметил: бывшие алкоголики очень любят предлагать всем выпить. У меня был директор, который сильно страдал от этого дела. И когда «завязывал» на полгода-год, в этот период страшно любил всем наливать. У него терлись ручки, блестели глаза, он наливал, не слушая отказов, ждал, когда можно будет разлить по следующей… И почему-то люди глубоко женатые всегда очень хотят меня женить! Их ужасно беспокоит моя свобода! Вот что тебя заставило мне посочувствовать?

     - Мне тебя жалко! Ведь когда рядом есть человек, это здорово!

     - Ах, в этом смысле… В этом смысле у меня все нормально. Такие люди периодически возникают, и довольно надолго. Но ничто меня сейчас не заставит создать ячейку. В смысле семья, дети, вечером «ЖЖ», телевизор… Никогда! Ни при каких обстоятельствах! Я только принесу несчастье человеку. Я порой заглядываю в твой «ЖЖ». Ты пишешь: вот пришла жена с работы, принесла там чего-то… Тебя это умиляет, меня же никогда не умилит. Я этого просто не вынесу! Кроме того, если я буду женат, на меня будут рассчитывать совсем по-другому! А я не поделюсь и на вот столько! Я могу заботиться о чужих людях, перечислить деньги на счет нуждающихся, справляться о здоровье… Но заступить на эту вахту — ежедневную, круглосуточную, делить кров… я никогда не смогу!

«Не песня, а жалобный крик…»

     - Ты мне как-то сказал, что долго учился «брать» публику, управлять ею. Я тогда не спросил, а сейчас спрошу: что это значит — «брать» публику?

     - Когда я пришел в Москонцерт, меня позиционировали как артиста для интеллигенции. Меня как своего принимали в Доме ученых, в ЦДРИ, кричали «браво». Это были мои любимые площадки! Я говорил: «А теперь перенесемся в правый верхний угол картины» — и мне больше ничего не надо было делать. Поскольку это были месседжи для интеллигенции. Поэтому, когда в моей жизни возникли таксопарки, прачечные, районные дома культуры, началась катастрофа: меня там никто не понимал!

     Когда я выходил со словами: «Кое-кто на Западе говорит, что это колибри, но наши ученые опознали в них диких уток», в таксопарке меня воспринимали как лектора. Ну да, кое-кто на Западе говорит, что это колибри, но наши ученые опознали в них диких уток… И что? Где смешно? А в Доме ученых я едва успевал произнести «кое-кто на Западе…» — и зал уже лежал, потому что все понимали: антисоветская мина заложена в самом построении этого стандартного оборота.

     Короче, у меня развилась мания! Надо было что-то делать! Я не могу работать с народом! Мне нечего им сказать! Все тексты, которые предлагала мне когорта москонцертовских авторов… мне казалось, я их никогда не произнесу! А другие люди произносили их в таксопарках и производили обвалы! Зал стонал от текстов, читая которые на бумаге, я даже не понимал, где тут нужно смеяться.

     В общем, я не очень успешно выступал для народа, расписывался в ведомости и, удрученный, ехал со своей сумочкой домой в трепетном ожидании часа, когда вновь встречусь со своей интеллигентной аудиторией. А потом меня пробило: борьба с залом — это путь бесплодный. Я держал с залом дистанцию, а ее нужно было сокращать. И только после того как я стал выглядеть как люди, перестал комплексовать, сделал операцию на глазах, убрав астигматизм…

     - Что убрал?

     - Астигматизм. Очень редкий дефект зрения, когда человек не может провести две параллельные линии, рисует круг, а получается яйцо. Мне убрали его в клинике лазерной хирургии за двадцать секунд. А я мучился с ним всю жизнь, меня из-за этого не взяли в армию! Когда я поступал в цирковое училище, где медкомиссия построже, чем в театральном, мне пришлось наизусть выучить четыре строки таблицы проверки зрения — я их помню до сих пор: «ШБ МНК ЫМБШ БЫНКМ».

     Так вот, пока я не сделал эту коррекцию зрения и щурился на сцене, пока я не научился говорить людям «ты»… Меня, мальчика из интеллигентной семьи, так царапало, что в Москве педагоги говорят студентам «ты» без всяких проволочек и подкатов… В общем, это была комплексная проблема, которую я решил в пользу любви. Я просто по-христиански полюбил свою аудиторию. Перестал над ней возвышаться. Я теперь знаю волшебный секретик. На котором, кстати, держится соборность и все то, что ты так не любишь — весь христианский словарь… Это замечательный ключ! И я очень жалею, что поздно открыл для себя простой рецепт — полюбить аудиторию, чтобы «взять» ее.

     Вот сейчас я читаю много текстов Женьки Шестакова. Они не всегда простые. И если бы я выходил на сцену со своим прежним отношением к публике, то уходил бы под стук собственных каблуков. А сейчас я просто даю себе установку, что говорю о вещах понятных, и сложные тексты сразу становятся проходными.

     - Я не понял. Объясни, что это означает на практике — полюбить публику?

     - Трудно говорить с рационалистом! А объяснить я не могу, потому что сам рационалист. Но все обстоит именно так, как я сказал: если я раскрашиваю публику любовью, она меня принимает. Эмпирически проверено: если ты выходишь бороться с публикой — ничего не будет, а если выходишь любить зал — другое дело.

     - Насколько выгодно авторам писать для эстрадников?

     - Они все жалуются. И я их понимаю. Одно дело — самому выйти с листочком, прочитать написанное и получить за это деньги. А другое — продать артисту и потом получать какие-то неконтролируемые авторские, которые то приходят, то нет. Но внушить авторам, что время человека с листочком закончилось, трудно. Сам Владимир Владимирович Путин убедил нас в том, что началась эпоха стабильности. А это значит, что время авторов-юмористов кончилось. Кончилось!.. Человек с листочком появился тогда, когда можно было быстро прочитать по бумажке выпад против советской власти и сорвать аплодисменты. Наступает время профессионалов, то есть время специализации. Мы уходим от натурального хозяйства, когда ты и швец, и жнец.

     - Но Жванецкий и Задорнов — они-то ведь как-то держатся.

     - Как Марк Твен говорил, что слухи о его смерти несколько преувеличены, так и я скажу, что слухи об их творческой жизни тоже преувеличены… Есть, кстати, еще одна проблема. Авторы сейчас вступили в полосу бессрочного кризиса. Вот звонил мне вчера один очень известный автор — посоветоваться. Ему не о чем писать! Это когда-то вся страна жила одним и тем же. Возник Кашпировский — на следующий день у нас уже пародия… А сейчас? Кого пародировать? Перебрали всех и опять вернулись к Жириновскому.
     Вот вспомни прежние времена: что ни лицо, то рожа! Маленков — рожа. Хрущев — рожа. Брежнев — рожа. Одного намека достаточно — причмокнешь челюстью, уже смешно. А эти? Прошли вдвоем по Красной площади под «Любэ» — и пародировать-то нечего. Обычные парни. В кожаных куртках, в джинсах. Спортом занимаются. Не шамкают, не храпят на заседаниях, не ищут место для очередного значка.
     Увы, в стабильные эпохи не о чем писать! Может быть, поэтому на смену старым монстрам, которые питали эстраду тридцать лет, приходят авторы другого типа — Comedy Club. Это уже не литература, которую можно написать на бумаге. Это стенд-ап. Мгновенное настроение. Произнес — откликнулись — засмеялись. А завтра это уже не повторишь. Уходит сложное, приходит простое…


«Живут там лишь дикие звери…»

     - Ты тут говорил о любви и соборности. А как ты относишься к моде на православие?

     - Все во мне восстает против этого! Попы отмахиваются ладаном одновременно и от черта, и от моего народа, наверное, поэтому я не переношу этот запах. Их дремучая неприязнь к моей тете Саре, к дяде Марку проступает во всякой их речи, в любом их интернет-форуме… Свою фамилию я чаще всего нахожу именно на православно-патриотических сайтах. И всегда в негативном ключе.

     У меня в программе «Цирк со звездами» был замечательный аттракцион с обезьянами: кучка дрессированных шимпанзе выделывала настоящие чудеса. Самая умелая обезьянка была наряжена в русский сарафан и кокошник. Боже! Что на меня посыпалось в интернете после эфира! Оказывается, я специально нарядил зверька в сарафан и заставил показывать задницу, чтобы унизить весь русский народ! Писали: а пусть бы Шифрин нарядил макак в свои еврейские шмотки!.. Ровно через три недели после того, как на меня высыпалось все это говно, я нарядил обезьяну по имени Семен в еврейские шмотки, и он у меня в кипе и с пейсами танцевал «7-40», взявшись большими пальцами за жилетку. И никто после этого почему-то не прислал возмущенное письмо, что я покусился на богоизбранный народ…

     - А почему ты вообще считаешь себя евреем?

     - Во-первых, меня зовут не Иван Петрович, а Нахим Залманович. Во-вторых, у меня мама и папа говорили на идиш.

     - Но ты же в этом не виноват. Национальность — это культурный комплекс. А воспитывался ты как советский человек.

     - Поэтому я совершенный интернационалист. Мой брат женат на казашке. Я говорю по-русски, мыслю по-русски, не отделяю себя от этой нации. Но разве меня каждый раз не делает евреем тот гад из интернета, который тычет в мое еврейство и в сарафан на обезьяне?

     - Как тебя проняло-то!..

     - Ага. С чего они вдруг за меня решили, что я сделал этот номер с обезьяной, чтобы оскорбить русский народ? Почему меня не спросили, а за меня мои мысли придумали? А юмор где? Беда всех этих тупых охранителей великорусской святости в том, что по анализам и группе крови они очень похожи на людей. И отличаются от прочих только одним — у них нет чувства юмора.

Вместо эпилога

     - Когда-то в театральное училище меня вел, словно маяк, вид седого Райкина на сцене. Я хотел быть как он. Сейчас мне 52. И вот недавно для съемок в журнале «Караван» меня загримировали под Райкина. С седыми волосами я стою на сцене, как стоял он. Все в жизни закольцевалось…

Фото: Из личного архива Ефима Шифрина; Федор Савинцев для «РР»


Александр Никонов
"Русский репортер" 
30 апреля 2008, №16 (46)