Московская премьера антрепризы Михаила Козакова
В воскресенье в Театре имени Пушкина состоялась московская премьера спектакля "Возможная встреча" по пьесе Пауля Барца в постановке Михаила Козакова. Вернувшись в Москву после нескольких лет жизни в Израиле, он организовал на родине собственную антрепризу, которая совместно с агентством "Арт-клуб ХХI" представила новый спектакль. Наутро после премьеры корреспондент "Коммерсанта-Daily" РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ побеседовал с актером, режиссером и антрепренером МИХАИЛОМ КОЗАКОВЫМ.
Пьесой-фантазией Барца о встрече Баха и Генделя Козаков не только вернулся на столичную сцену как актер и режиссер, но и открыл цикл "Человеческие комедии" в собственной антрепризе. На днях состоится премьера "Невероятного сеанса" Ноэла Коуарда, также поставленного Козаковым.
— Как вам родная публика?
— Доброжелательная, по-моему. Даже захлопали при встрече. Все определяет не финал, а дыхание зала.
— Сколько лет вы не выходили на московскую сцену?
— О-о-х, долго... Если не считать концертов... Последний раз я играл в Театре имени Ленинского комсомола, в спектакле Глеба Панфилова "Гамлет" — Полония. Это был, наверное, восемьдесят пятый год. Так что лет двенадцать. Из "Гамлета" я тогда сам ушел. При всем уважении к Панфилову я не любил этот спектакль, я его совсем не понимал.
— Известно, что вы играли Тригорина на иврите. Непросто, должно быть.
— Это еще что! В Камерном театре Тель-Авива я поставил "Любовника" Пинтера. Администрация театра рассчитывала привлечь русскую публику, и мы играли с актрисой Селезневой, тоже нашей. А потом, поскольку русской публики не хватало, нас "перевели" на иврит. И мы тот же самый спектакль должны были играть на другом языке. Они в театре даже не понимали, как это сложно, и иногда ставили в репертуаре так: сегодня по-русски, завтра на иврите. И мы иногда, играя по-русски, вставляли слова на иврите, а играя на иврите, я начинал по ходу переводить с русского сам...
— "Возможную встречу" вы уже ставили в Израиле и играли там вместе с Валентином Никулиным. Вы не пробовали залучить его сюда?
— Залучить-то его не проблема. Я думаю, он хотел бы здесь работать. Но ему негде жить в Москве. Уезжая, они продали квартиру. Его семья хочет жить там, в Израиле. Приглашать же его на каждый спектакль очень трудно, тем более когда здесь все так непредсказуемо.
— В прошлом году было объявлено, что вы поступаете в московский Театр имени Маяковского. Почему же возникла ваша собственная антреприза?
— Если я иду работать в репертуарный гостеатр, то я, народный артист РСФСР, буду получать, ну, допустим, даже миллион. Я должен буду играть в репертуаре и при необходимости, скажем, срочной замены спектакля вынужден буду отменить концерт. Я тогда просто не прокормлю семью.
— Но можете ставить только то, что заведомо должно иметь успех у публики.
— Я всегда об этом думаю. Мне может понравиться пьеса Беккета, какая-нибудь замороченная. Но я не решусь ее ставить в антрепризе. Если же я хочу делать что-то элитарное, я буду читать, скажем, Бродского.
— Элитарная публика может не простить вам имен Коуарда и Барца на афише.
— А мне и не простят.
— Вы готовы к этому?
— Это я уже прошел в Петербурге, когда поставил там "Чествование" Слейда в театре Комиссаржевской. Думаю, что мне надают тумаков и в Москве. Пусть. Меня волнует мнение некоторых отдельных людей. И собственная самооценка. Вот и все. Я вообще считаю, что нет низких жанров. Играя Пауля Барца или Ноэля Коуарда, я не отступаюсь от своих принципов. Я играл в "Тетке Чарлея", в "Соломенной шляпке", и я не хотел бы, чтобы этих ролей не было, наряду с Дон-Жуаном или Кочкаревым в спектаклях Анатолия Эфроса.
— Но меру компромисса вы же не можете для себя не определить.
— В одной из пьес, которую я ставил, персонаж-режиссер говорит персонажу-драматургу: "Ты написал замечательную пьесу. И публике понравится, и интеллигенция не очень разозлится". Хорошая формула. Так называемые крутые ко мне все равно не ходят и денег мне не дают. Поэтому я там не мог найти спонсоров и не слишком надеюсь, что сумею найти здесь.
— Гендель в пьесе Барца выведен как честолюбец, растративший жизнь на придворную суету. В вас часто просыпается Гендель?
— У меня свои комплексы и свои страсти. Конечно, под компромиссы Генделя я подкладываю свои компромиссы. Многое мне понятно. Например, страх премьеры. Страх оказаться ненужным. Страх того, что, как сказано в "Возможной встрече", когда становятся ненужными оперы, композитору приходится сочинять супы.
