суббота, 13 февраля 1993 г.

ЕФИМ ШИФРИН: “ГОВОРЮ МАЛО, ДУМАЮ БОЛЬШЕ, РАБОТАЮ ЕЩЕ БОЛЬШЕ”

     Суперпопулярная артистка с вожделенным эпитетом народная на вопрос об артистических пристрастиях назвала его первым, ничтоже сумняшеся, и присовокупила, докторальностью тона отметая все возможные контраргументы: “Между ним и прочими разница – как между антилопой и курами”..
     До сих пор не пойму, что она имела в виду.

     – Вы один из немногих, кто не бранит на все корки прошедший год, даром что имеет к тому более чем веское основание…

     – Она долго болела, мама, и в этом году ее не стало. Это самое горькое, что случилось в моей жизни, что вообще могло случиться.

     – А ведь я тоже счел вас внесшим коррективы в свой имидж, когда вы стали появляться с бородой.

     – Я блюл стародавнуюю традицию.

     – Я читал про зловещую роль, сыгранную ГУЛАГом в жизни вашей семьи…

     – Отцу, бухгалтеру, инкриминировали шпионаж в пользу Польши, в 1938-м его сослали в Сусуман, поселок в семи сотнях километров от Магадана. Мама десять лет жила надеждой получить высокое разрешение на выезд к нему. Это случилось в 48-м… За семь лет до реабилитации. Там, в Сусумане, я и родился.
    До переезда в Ригу было еще десять лет – такая необходимость возникла только по нашем с братом взрослении (третий брат умер по дороге в роддом в кузове грузовика), когда надо было думать об образовании.

     – Вы (возвращаясь к началу) все же признаете, что в творческом смысле год был необыкновенно щедр на удачи. И ссылаетесь при этом на гороскоп.

     – На самом деле так и было, по гороскопу я обезьяна, и ни одного, за вычетом, повода сказать, что год не работал на меня, у меня не было. Свое я получил сполна. И “форсированный художественный подъем” состоялся, движение было в одном направлении – “в гору”.

     – А из “полученного сполна” “получение” чего для вас главное?

     – Вне всякого сомнения – “Золотой Остап” по решению санкт-петербургской Академии Авторитетов. Могу пояснить: “Остапом” отметили все мое творчество, и первый раз мне не пришлось доказывать никому, что я кое-что все-таки умею! Это Профессиональная награда, и меня отметили наряду с такими людьми, что поневоле проникаешься к себе симпатией. Говорю о Довлатове, Райкине, Новиковой, Ярмольнике, Трушкине, Татьяне Васильевой, Иртеньеве, Угольникове… До сих пор полагали, что титул лауреата юношеского конкурса – единственное, чего я заслуживаю.

     – А запели вы тоже в юношестве?

     – Петь я очень люблю, пою в охотку и на сегодня снял даже два клипа; одна песня – памяти мамы “Возвращение” на музыку Матецкого… Стремление профессионально петь (хотя я не обольщаюсь на этот счет) – это от убеждения, что артист должен уметь на сцене все, потому что узкий спец – это другое, не артист.

     – Куда исчезли ваши спектакли? Кажется, вы сегодня работаете только на творческих вечерах.

     – Спектакли свое отживают, и ничего чрезвычайного в этом я не вижу. Мы снимаем устаревшие работы. Либо начинает не устраивать качество, но чаще дело в актуальности. Хотя актуальность порой находишь в вещах, датированных “старозаветностью”. Вот мы с моим постоянным и любимейшим автором Коклюшкиным сделали работу по Чехову и по… Коклюшкину, где Виктор Михайлович свел вместе своих чудиков-причудников с хрестоматийными персонажами Антона Павловича. И такие искры высеклись… На ТВ режиссер Корвяков снял по этой работе фильм, так что будет возможность его увидеть, но я уже сейчас отношусь к нему как к удаче…
    Сейчас я уже живу новыми проектами, сам себе завидуя.

     – Что за проекты? Подарите нам возможность порадоваться за вас.

     – Виктюк, у которого я начинал в студийном театре МГУ, пригласил меня в свои новые спектакли ансамблевого характера, а значит, это будет нечто пока неизведанное – а это уже счастье.

     – Про грядущий юбилей я сам прознал.

     – 15 лет на сцене. Исподволь готовлюсь к выступлению в “России”. Концертная программа будет антологична. Это такие “предварительные итоги”.
     Мне грех жаловаться. Я стал тем, кем хотел стать. Я долго шел к тому, чтобы завоевать публику. Она, благосклонная ко мне, неизменно заполняет зал. Я доволен. Не хочу, разумеется, чтобы осталось впечатление, что я пребываю в беззаботном самодовольстве, просто мне кажется, что я состоялся.

     – Насчет работы поговорили, самый момент…

     – …если о “лирике”, не буду.

     – А что такого худого или “табу”нного в лирике?

     – Я просто сомневаюсь, представляет ли какой интерес Мое.

     – Охально позволю себе предположить, что – представляет.

     – …Когда поступал в училище имени Щукина, познакомился с очаровательной девушкой. Я как-то сразу понял, что она близка мне по духу… Но в тот раз не выгорело, срезался и, вернувшись в Ригу, подался – с отчаяния – на филологический в университет. Потихонечку столица перестала снедать, я успокоился было – вдруг письмо. Да, от нее… Мы начали переписываться. Это была для меня труднейшая полоса, а когда тебе пишет очень симпатичный человек очень добрые слова поддержки, веры и участия, вы понимаете, что это значит.
     После, когда я заделался студентом эстрадно-циркового, мы встретились всего раз.
     У нее все сложилось более чем благополучно. Она профессионал с большой буквы и высокой душевной пробы человек. Я нежно ее люблю. Зовут ее Евгения Симонова.

     – Дайте себе, пожалуйста, краткую характеристику.

     – Я очень тихий, очень спокойный, ищущий тишины и покоя. Я люблю хороших людей и обожаю хорошо делать дело. Я даже говорю мало, зато много думаю, а работаю еще больше.

Отар КУШАНАШВИЛИ.

Февраль 13, 1993. №07