«Цветок смеющийся» в постановке Михаила Козакова – пример нестыдного антрепризного спектакля
 | 30 августа 2008, 17:01 Фото: ИТАР-ТАСС Текст: Валентин Колесников |
Михаил Козаков имеет репутацию актера-интеллектуала и режиссера, открывавшего для советской публики имена неизвестных до того западных драматургов. Работая в антрепризе, эту репутацию поддерживать непросто. Но, оказывается, возможно. Из десятка пьес Кауарда, какие я в разные годы видел на сцене, эта, видимо, лучшая. Но, возможно, такое впечатление складывается благодаря самому спектаклю.
Сущий смех
Обычно постановщик, особенно в антрепризе (да что уж там, если бы только в антрепризе) выбрасывает из пьесы все, что не относится к основному сюжету, и на что не накрутишь балаганных приколов. То есть опошляет материал.
«Сложнее всего Шифрину - его персонаж актер, и как любой актер, особенно знаменитый, «заигрывается» в жизни»
«Цветок смеющийся» - редкий случай, когда пьесу «вытянули». В оригинале, с трудом поддающемся точному переводу, она называется «The present laughter» - «Сущий смех», возможно, там тоже запрятана какая-то ирония, но на поверхности - лишь претензия.
«Цветок смеющийся» внешне - заглавие более простое, и в то же время это образ из стихотворения Шелли. В стихотворении идет речь о мимолетности любого момента и, прежде всего, момента удовольствия.
С одной стороны, это задает основную тему спектакля, с другой - вводит нехитрую кауардовскую пьесу (если первая ее часть - это еще комедия характеров, то вторая - исключительно комедия положений, пусть и неплохо сделанная) в романтический историко-литературный контекст.
Помимо Шелли, в спектакле есть другая, еще более важная для понимания сути происходящего с главным героем, тема - Генрик Ибсен, «Пер Гюнт».
Герой Ефима Шифрина, Гарри - знаменитый театральный актер далеко за 50, мечтающий о постановке «Пер Гюнта» (придумка режиссера), но годами, десятилетиями пробавляющийся коммерческими пьесами.
Жена, в прошлом не слишком удачливая актриса, превратившаяся в преуспевающего театрального агента, несколько лет назад от него ушла, но остается другом и продюсером.
Гарри пробавляется сексом со случайными девушками, «забывшими дома ключи», изводит прислугу капризами, с ужасом думает о предстоящем африканском турне - и все мечтает, как он сыграет Пер Гюнта.
При том, что вряд ли это суждено ему сделать на сцене, в его жизни ибсеновский сюжет уже проявился: бывшая жена хоть и оставила его, но продолжает поддерживать, ждать - почти как Сольвейг.
А вокруг мельтешат разные уродцы, которых сам Гарри называет «троллями».
Но самое приятное, что Козаков избежал опасности превратить комедию в исполненную примитивного псевдоромантического пафоса мелодраму о непризнанном гении.
А он это, увы, иногда любит делать (так получилось, к сожалению, с его небезынтересно задуманным спектаклем о Бродском «Ниоткуда с любовью»). Впрочем, не он один. Предыдущая работа Шифрина в спектакле Саркисова «Скандал, или Публике смотреть воспрещается», где из совсем уж простенького водевильчика натужно пытаются выдавить «Ануя» или хотя бы «Кокто» - самый свежий пример.
Тем более, что в данном случае еще и материал располагал к подобным искушениям - слишком очевидны автобиографические мотивы, сходство героя пьесы с автором.
Но Гарри, при том, что это отнюдь не отвратительный, не отталкивающий персонаж, даже в самых драматичных, «серьезных» эпизодах выглядит в первую очередь нелепым, смешным, и уже затем - отчасти трогательным.
Вообще спектакль вышел на удивление ровным - такого почти не бывает даже с очень хорошими постановками на выдающемся литературном материале (а козаковский «Цветок смеющийся» - это все же заведомо не «Черный монах» Гинкаса).
Ровным и по ритму, и, за единственным исключением, по актерским работам. Станислав Дужников блестяще и абсолютно неожиданно (этого персонажа представляешь совсем другим) играет 25-летнего полусумасшедшего драматурга-авангардиста.
Надменный английский слуга, увлекающаяся спиритизмом кухарка-скандинавка, старомодная (и, по всей видимости, старая дева) секретарша главного героя - все это более традиционные типажи, но исполнены они на достойном уровне.
Жена героя видимо, действительно была посредственной актрисой, как говорит теперь ее муж Гарри, зато благодаря сильному характеру оказалась хорошим менеджером - и Анна Каменкова достойно отрабатывает эту тему.
Простушку-Дафну, новую пассию Гарри, играет Инна Милорадова, она же продюсер спектакля. И играет до некоторой степени в ключе Анастасии Заворотнюк, но если Заворотнюк в антрепризной комедии («Все как у людей» Марко Камолетти, постановка Леонида Трушкина) смотреть было невозможно - настолько неудачно она, напрочь отбросив опыт работы в «Табакерке», эксплуатировала ситкомовские штампы, то Милорадова, над которой груз штампов, по крайней мере, собственных, не висит, в своей роли весьма обаятельна.
Сложнее всего Шифрину - его персонаж актер, и как любой актер, особенно знаменитый (а впрочем, незнаменитые еще хуже - уж это я точно знаю), «заигрывается» по жизни.
Окружающие постоянно твердят Гарри: «Не переигрывай!» - и надо сыграть это «переигрывание» так, чтобы не «переиграть». Исключение - Елена Сотникова, кстати, не какая-нибудь сериальная звездочка, подрабатывающая в антрепризе, но актриса репертуарного театра (им. Вахтангова) - увы, данное обстоятельство на пользу не идет.
Во многом благодаря ей (хотя не «без помощи» беспомощной режиссуры Павла Сафонова) провалилась и была через несколько месяцев снята с репертуара вахтанговская постановка «Глубокого синего моря» Рэттигана.
«Цветок смеющийся» - спектакль, к счастью, ансамблевый, и одна провальная роль на общем впечатлении почти не сказывается. Но если бы на месте Сотниковой была Вдовина (с ее опытом Гедды Габблер, Стеллы из «Великолепного рогоносца» и шекспировских героинь), которая практически полностью отрепетировала, а потом ушла из проекта - совсем другая история бы получилась.
Экспромт в тему
Но жизнь и не такие сюрпризы подбрасывает.
На премьерном представлении в начале второго действия, стоило главному герою потянуться рукой за столик на колесиках, уставленный напитками, как тот развалился на куски, напитки разлились, от бокалов остались одни осколки.
Антракт уже позади, а столик и напитки играют в спектакле важную роль и благодаря тому, что у хозяина дома в запасе два разных сорта шерри - один (качественный) для себя и для самых близких, второй (пойло) для гостей, создается дополнительный комический эффект.
И если поломку столика опытные артисты без труда обыграли импровизированной репликой «вот так теперь столики делают!», то ближе к финалу в спектакле имеется эпизод, когда Гарри становится плохо на винтовой лестнице и бывшая жена, его «сольвейг», дает ему выпить шерри.
Которого нет.
Шифрин и Каменкова разыграли эти «предлагаемые обстоятельства» так, что Кауард, несомненно, включил бы такой поворот событий в пьесу.
Она протягивает ему рюмку с последними остатками напитка на дне, он говорит, что здесь хватит только чтобы губы смочить, и все это неожиданно оказывается отсылом к «Ромео и Джульетте» Шекспира.
К сцене в склепе, когда проснувшаяся Джульетта видит Ромео бездыханным, пытается отравиться вслед за ним - но он выпил яд до капли, ничего не оставив ей.
Что не просто уместно, учитывая актерскую профессию персонажей, но и точно попадает в кауардовский сюжет, где после многих испытаний и разочарований герои мало того, что вновь находят друг друга, подобно Пер Гюнту и Сольвейг, но и заново обретают юность и любовь.
