Печальный оптимист

В исполнении Ефима Шифрина даже самые искрометные монологи сквозят щемящей грустью

Когда-то своими монологами (самым хитовым был "Алло, Люся!") он собирал стадионы.

Новые времена, заместив былой дефицит юмористов беспощадным их изобилием, сократили эстрадное пространство Ефима Шифрина до размеров концертного зала. Но этот зал всегда полон. А когда, волоча за собой неотвязный шлейф эстрадника (куда ж от него денешься), Шифрин выходит на сцену в драматических спектаклях, партер и галерка тоже набиты битком.

Публика ходит "на Шифрина". Потому что он просто хороший артист. Эстрадный ли, драматический - дефиниции не имеют значения. Сам он говорит: "Я вроде бы в эстрадном жанре, морфологически с ним крепко связан, это моя профессия. Но мне иногда не хочется иметь с ним ничего общего. Думаю, что мой путь - некий синтез театра и хороших, способных пережить время традиций эстрады. На этом стыке, маленьком пятачке куда приятнее что-то выдумывать".

Он назначил мне встречу в фитнес-клубе, где четыре раза в неделю качает мышцы, мучая штангу изуверскими с нею манипуляциями. Личный рекорд в жиме лежа - 125 кг.

"Когда очень удобно, мне... неудобно"

- Бодибилдингом вы давно увлекаетесь?

- "Бодибилдинг" - слово суровое, оно как-то обязывает. Вообще словарь изменился. То, что вчера называлось эстрадой, теперь именуется шоу-бизнесом. Что было физкультурой, теперь - фитнес.

- Тогда будем придерживаться новейшей терминологии. С чего вы вдруг фитнесом занялись, да к тому же таким трудноподъемным? Считаете, что артист, пока есть силы, обязан поддерживать себя в хорошей физической форме?

- Да, я так считаю, но своего мнения на сей счет никому не навязываю. И не могу сказать, что сам я следовал тут каким-то собственным внутренним предписаниям. Просто на некоем возрастном рубеже, лет в тридцать семь, что-то меня в моем облике стало раздражать.

- Ну не лишний же вес. Вы ведь тучным, кажется, никогда не были.

- Нет, я не с лишним весом боролся.

- А с чем же?

- С тем, что мне в себе не нравилось. Кроме того, где-то в начале 90-х меня пригласил Роман Виктюк в Вахтанговский театр на роль в его спектакле "Я тебя больше не знаю, милый". Я понимал, что спектакль будет иметь долгую и яркую жизнь, но у моего героя там было много всяких физических задач, совершенно незнакомых мне по эстраде. И я пришел в спортзал. Поначалу меня там раздражало буквально все - от запаха раздевалки до расписания групп. Плюс какие-то тренажеры, какие-то нелепые, как мне казалось, упражнения. Но мне повезло с тренером. И через два-три месяца со мной стало что-то происходить, что-то стрекотнуло в моем внутреннем механизме. Я вдруг увидел, что привычные черты моей эстрадной маски - слабость, безволие, инфантильность - меня уже смущают, начинают мешать. Изображение в зеркале мне подсказывало, что мои внешние перемены повлекут за собой и внутренние актерские метаморфозы, что-то приоткроют в профессии. Никакой прямой связи между бодибилдингом и моей дальнейшей карьерой, конечно, нет, но косвенная связь, думаю, существует. Однажды связавшись с драмой, я потом много раз туда возвращался, и не только у Виктюка. Я работал в театре с Владимиром Мирзоевым, Михаилом Козаковым, Вадимом Дубровицким, Валерием Саркисовым... В кино - с Андреем Кончаловским, Евгением Гинзбургом...

- Вы сознательно выталкивали себя за рамки эстрады или это происходило волею случая?

- Я изначально хотел быть драматическим артистом. А в училище циркового и эстрадного искусства поступил лишь потому, что меня не взяли в театральное; отделение режиссеров эстрады в ГИТИСе я окончил позже.

- На эстрадных подмостках вы себя чувствовали некомфортно?

- Очень комфортно. Успех, популярность, гарантированный кусок хлеба... Но, понимаете, когда мне очень комфортно, мной овладевает жуткое беспокойство: а все ли в порядке? Возникает желание выскочить из удобной, накатанной колеи, попробовать себя в чем-то новом. Отсюда и театр, и кино, и мои скромные потуги на вокал, и участие в телепрограмме "Цирк со звездами". Когда очень удобно, мне...неудобно.

"С залом нельзя воевать"

- Работая в Москонцерте в советские времена, вы имели успех у массовой публики. К ней и адресовались?

- Да.

- Вкусы массовой публики непритязательны, сорвать аплодисменты плоской шуткой - нет ничего проще. Вы не стеснялись текстов, произносимых вами с эстрады?

- Всяко бывало. Какие-то монологи тех лет я сейчас вспоминаю не без некоторого, скажем так, смущения, какие-то, напротив, мне нравятся до сих пор. Но за долгие годы работы я пришел к убеждению, что не существует двухэтажной эстрады: одна - для элиты, другая - для широких масс. Это все равно что думать, будто духовой оркестр заведомо хуже симфонического. Нельзя их сравнивать. У каждого свое предназначение. Какой-то духовой оркестр может быть превосходным, а какой-то симфонический - полное барахло. Вот так и с эстрадой. Свое предназначение она может исполнять либо хорошо, либо дурно. Но делить ее на "массовую" и "элитную" - глупо и бесполезно. Эстрада должна быть доступна широкому пониманию. Тяжеловесная заумь ей противопоказана. Эстрада - столь же демократичный вид искусства, как и цирк. Но работать на эстраде очень трудно - надо уметь держать публику.

- А где иначе? В драматическом театре тоже надо уметь держать публику.

- В драматическом театре лично над тобой не висит дамоклов меч этой страшной задачи. Если не вытянешь ты, вытянет твой партнер. Если не вытянет твой партнер, вытянет Антон Павлович Чехов. Если не вытянет Антон Павлович Чехов, обязательно вытянет то ружье, которое стрельнет именно тогда, когда стрельнуть ему заповедал классик. Круговая порука людей в театре - она спасает. На эстраде такой круговой поруки, к несчастью, нет. Ты, и только ты ответственен за то, что происходит по обе стороны рампы.

- Что это значит - держать публику?

- Это страшный сон всех эстрадных артистов. Тебе снится, как "расползается" зал, как он мается в ожидании смешной реплики, и ты ничего с ним не можешь сделать. Вот уже кто-то встает и устремляется к выходу, за ним другой, третий... Эти сновидения подобны наваждению, ночному кошмару. А постижение каких-то нюансов в общении с залом приходит только с опытом. Если бы я сейчас вызвался преподавать в каком-то театральном учебном заведении и меня попросили рассказать о секретах удержания зала, я бы не смог произнести ничего. Единственный секрет, которым я сразу бы поделился, войдя в аудиторию: с залом нельзя воевать. С первой же минуты ты должен постараться установить с ним дружественные отношения. Иначе обязательно проиграешь.

"Безотлучное дежурство на экране меня не привлекает"

- Ваша сегодняшняя аудитория - это кто?

- Это разные люди - не однородная масса. Я ведь "летун": сегодня работаю на одной площадке, завтра - на другой. Соответственно и публика тут - одна, там - другая. Сказать, какая из них мне более дорога, я не могу.

- Но это не публика "Аншлага"?

- Смотря какой "Аншлаг" иметь в виду. Эта телепрограмма переживала разные времена. Был период, когда в ней работали и Розенбаум, и Карцев, и - однажды - Жванецкий... Да и я там работал.

- Вы порвали с "Аншлагом" в результате финансового скандала, в свое время получившего огласку? Или были вкусовые разногласия?

- Были и вкусовые. Эти разногласия копились годами. В какой-то момент губительным для "Аншлага" стал контекст - та рама, в которую поместили эту пеструю "картину". Контекст "Аншлага" всех рассорил. Но в течение нескольких лет я сотрудничал с этой программой. Потому что без телеэфира эстрадному артисту существовать невозможно. Дело в том, что после кончины телепередачи "Вокруг смеха" "Аншлагу" долгое время не было никакой альтернативы. Это сейчас, какую кнопку ни ткни, везде маленький клон "Аншлага".

- В этих клонах вас тоже не видно. У вас нет сегодня постоянной телевизионной площадки?

- Постоянной нет. И я совершенно об этом не жалею. Потому что с годами приобрел возможность выбирать. Позвали, мне понравилось - буду нужен, приду еще раз. Позвали, мне не понравилось - когда вновь позовут, скажу: "Извините, не могу, у меня в этот день концерт в Туле". Я телевидение никогда не рассматривал как место работы. Безотлучное дежурство на экране меня не привлекает.

"Я по натуре не великий оптимист"

- Почему в ваших эстрадных монологах, даже самых искрометных, сквозит безысходная печаль?

- Не знаю. Могу лишь отшутиться, сказав про генетическую предрасположенность к горьковатому юмору. Я ведь по натуре не великий оптимист. В этом смысле я - абсолютная копия своего отца. Прежде чем совершить какой-то поступок, он на всякий случай брал в расчет и вариант, при котором все может сложиться не лучшим образом. Но этот негативный вариант он учитывал как оптимист. То есть заранее искал выход из потенциально трудного положения. Вот и я так же. У меня много сценариев грядущих поступков. Но почему-то главнее всех тот, при котором задуманное не получится. И, знаете, мне это помогает. Я хорошо представляю себе ужас радужных оптимистов, когда они сперва пребывают в возбужденном предощущении удачи, а потом - бац! - и все накрывается медным тазом. Эти ножницы между желаемым и действительным - они срезают мечту.

"Писатели" у микрофона

- Телевидение расплодило несметные полчища писателей-юмористов. Называть их писателями можно именно что через дефис с извинительной добавкой к первому слову. Человек с бумажкой выходит к микрофону и, непрестанно кося глазами в эту бумажку, читает свои опусы. Вам нравятся такие телеперсонажи?

- Мне они не нравились даже в былом, более пристойном их воплощении.

- Жванецкий до сих пор только так и работает.

- Жванецкого я вычленяю из этого ряда. Потому что Жванецкий - явление исключительное. Но, даже исследуя его феномен, нельзя не заметить, что лучше всего ему удаются тексты, в которых не очень нужен актер, в которых личностный, персональный посыл важнее актерских красок. Я в свое время много читал Жванецкого, имел успех с его монологами, но если бы мне пришла блажь взяться за те его тексты, где лирическая составляющая героя больше, чем составляющая персонажа, я бы потерпел поражение. Авторская интонация Жванецкого непередаваема. Никакой артист не способен выразить Жванецкого полнее, точнее и ярче, нежели он сам.

- Другие авторы, видимо, тоже считают, что лучше, чем они сами, никто их творения до публики не донесет.

- Про других авторов не знаю. Ведь человек с бумажкой появился у микрофона в конце 80-х, когда перестройка вызвала к жизни эти почти плакатные, разоблачительные тексты, когда тоска по запретному слову выплеснулась не только на страницы толстых журналов, но и на стадионы. Тройка-четверка разговорников-юмористов собирала "Лужники". Мы путешествовали по городам страны, нас принимали как глашатаев грядущих перемен, мы просто купались в любви и обожании. Но если в текстах конца 80-х сегодня красненьким карандашом отметить те места, где раздавался дикий смех, никто из нынешнего молодого поколения не поймет, над чем мы так смеялись. Скажут: "А что тут смешного?" Это ведь эпоха гласности, когда стало можно то, что раньше было нельзя, вывела на эстраду писателя- юмориста. И это феномен исключительно совкового сознания. Ни в одной стране мира вы не увидите на сцене человека с листочком в руках. Он должен ходить, бегать, двигаться, крутиться. Если это артист, то он должен изображать жизнь другого человека на сцене. Это советская химера - разговорный жанр.

- Тем не менее вы и сегодня в этом жанре работаете.

- Когда я в детстве мечтал стать артистом, я хотел жить другими жизнями, я хотел изображать других людей, как это делал Райкин. Но "пострайкинское" существование разговорного жанра сузилось до монолога в образе. А все остальное, чем блистал гениальный артист, оказалось забытым.

"Шоу-бизнес и эстрада - не одно и то же"

- У вас не возникало желания порвать с эстрадой, безвозвратно уйти на драматическую сцену?

- Нет. Потому что эстраду я воспринимаю как сцену драматическую, только с иными художественными приемами. Райкин - это эстрада. Марсель Марсо - это эстрада. Шарль Азнавур - это эстрада. Эстрада, а не шоу-бизнес!

- Шоу-бизнес и эстрада, на ваш взгляд, не одно и то же?

- Нет. Мне не нравится понятие "шоу-бизнес", потому что слово "бизнес" в нем - ударное. И кроме того, не все на эстраде - шоу. Скажем, мой сольный вечер - это не совсем шоу. Я никогда не призываю себе на помощь подпевки, подтанцовки. Я выхожу один. Вообще слово "эстрада" исчезло из нашего словаря. Потому что возник другой способ раскрутки. Все делается очень быстро, как приготовление к употреблению лапши "Доширак". Вкладываешь деньги - получаешь результат. Ты сегодня вложил деньги в безголосого исполнителя - завтра имеешь на нем миллион. Вот это и называется шоу-бизнесом.

- А эстрада?

- Эстрада - это когда в 1939 году на конкурсе артистов, работающих в этом жанре, Аркадий Райкин, ныне живая легенда нашей культуры, занимает всего лишь второе место. Или когда Алла Пугачева, которая сегодня называет себя примадонной, в 1975 году на том же конкурсе довольствуется "бронзой". Вот это - эстрада. Потому что есть путь. Ты бьешься, падаешь, встаешь, отряхиваешься - и продолжаешь идти. А шоу-бизнес - это когда сегодня ты закопал горсточку денег на поле чудес, а завтра оно все заколосилось золотыми монетками.

"Чувство юмора встроено в генетический код"

- С годами у человека чувство юмора притупляется или обостряется? По себе вы как ощущаете?

- Вы знаете, у Гумилева есть замечательное стихотворение "Шестое чувство". Вот его концовка:

"Так век за веком -

скоро ли, Господь?

Под скальпелем природы

и искусства

Кричит наш дух,

изнемогает плоть,

Рождая орган

для шестого чувства".

Но крик подчас бывает и от того, что этот орган атрофируется. Я думаю, чувство юмора встроено в генетический код каждого человека. Но оно не может быть универсальным, единым для всех. То, что смешно мне, не смешно вам. Как и Жванецкий, много рассуждавший на эту тему в дни своего недавнего юбилея, я считаю, что невозможно родиться и жить без чувства юмора. Все люди обладают чувством юмора. Просто надо нам чаще встречаться.

- Вам важно, чтобы вас хвалили в прессе? Вы нуждаетесь в постоянном публичном подтверждении своей успешности?

- Да, мне важно, что обо мне пишут и говорят. Но я не хочу славословий, которых не заслужил. Лукавством на этот счет меня уже не обманешь. Пустое тщеславие - это не мой симптом. Ничто во мне не откликнется на пустую похвалу, на незаслуженное поощрение.

Жванецкий о Ефиме Шифрине

- Я знаю его много лет, еще с тех пор, когда он учился в Эстрадно-цирковом училище. Он мне всегда нравился как актер и человек. Он очень хороший друг, товарищ. В наше искаженное время дружба дороже всего. Очень редок талантливый человек, который может быть другом. Я очень люблю Фиму - он верный человек. Он может, умеет поддержать, утешить. У него нет чувства зависти. Когда я стою на сцене, а он за кулисами, то я чувствую, что он переживает за меня, волнуется. Не за себя, а за меня. Это редкое и дорогое качество. А все, что он делает на сцене, мне нравится. Путь его к успеху был сжат до предела. Его прогресс как артиста колоссален по сравнению со временем ученичества. Но как человек он остался таким же, каким был тогда. Таким же ребенком. Мне кажется, он и как артист ничего нового не приобрел, он только раскрывает то, что в нем было заложено.

 
Валерий Выжутович
"Российская газета" - Неделя №4901 (77)
30.04.2009, 04:00
Фото: www.shifrin.ru

Актер Валерий Гаркалин: «Сидя в зале, я забываю о своей профессии»

Уникальный комедийный дар заслуженного артиста России Валерия ГАРКАЛИНА оценили довольно поздно, когда актеру было уже за 30 лет. Первыми о новом таланте узнали театралы, увидев его в спектаклях Театра сатиры. Для широкой публики он стал по-настоящему «своим» после выхода фильма Владимира Меньшова «Ширли-мырли», где сыграл несколько главных ролей. Один из самых ярких и веселых актеров нашего времени в преддверии своего юбилея пообщался с корреспондентом «Новых Известий».

– Валерий Борисович, вы преподаете в РАТИ, хотя в свое время вас долго не хотели принимать ни в один актерский вуз. Что вы, как педагог, делаете, чтобы разглядеть в абитуриенте будущего всенародно любимого и признанного артиста?

– Вынужден сказать, что со времен, когда я поступал, педагогика не так далеко ушла. Вообще, научить быть артистом – задача неблагодарная. И сделать это практически невозможно. Говоря так, я не открываю Америки, эту истину знают все, включая театральных педагогов. Это все я говорю к тому, что поступление и учеба в театральном вузе – глубоко индивидуальное занятие. Искусство вообще субъективно и для тех, кто его создает и для тех, кому оно адресовано, потому что восприятие действительности тоже абсолютно субъективно. С этим нужно считаться и взять на вооружение. Именно поэтому в педагогической работе всегда нужно прислушиваться к собственным ощущениям. Одни студенты, например, не могли бы учиться на моем курсе, в моей мастерской. Другие, наоборот, не нашли бы себя, учась у другого мастера. Ведь не случайно ГИТИС – это система мастерских, где ты находишь то, что нужно именно тебе. Главное – слушать, что подсказывает тебе сердце и интуиция. Здесь трудно давать советы.

– Вы, как зритель, любите театр? Или все-таки не удается абстрагироваться от профессионального суждения?

– Ой, что вы! Когда я в зале, то забываю о том, что я профессионал. Когда в Театре сатиры меня иногда просили посмотреть спектакль, то Валентин Плучек, глядя на меня, кричал на весь зал: «Все. Я, наверное, приму работу. Гаркалин смотрит!» Я доброжелательный человек, который смотрит спектакль непредвзято. И даже если мне что-то не нравится, то это, скорее, как зрителю, а не как артисту.

– Вы следите за тем, что делают ваши коллеги по театру и кино? Сравниваете ли свои успехи с тем, чего добились они?

– Ну, конечно. Те, кого я любил и люблю до сих пор, все, с кем я работал и работаю, всегда у меня перед глазами. Я слежу за их творческой деятельностью, за их работами. Они, в свою очередь, приходят на мои спектакли и просто поддерживают меня в жизни. Актерский цех, мне кажется, в этом плане более дружелюбный, чем, скажем, режиссерский. Вряд ли какой-нибудь режиссер смотрит работы другого режиссера более пристально, чем свои. А мы, актеры, более солидарны между собой. Мы смотрим друг на друга, восхищаемся, хвалим и ругаем как-то по-доброму, глядя прямо в глаза собеседнику, чтобы спасти положение и помочь, если нужно.

– Вы однажды сказали, что все театры умирают, когда уходят из жизни те, кто их основал, потому что театр – это художественный руководитель. Какие воспоминания остались у вас от Театра сатиры времен Валентина Плучека?

– Я считаю, что Плучек – одна из уникальных фигур нашего отечественного театра вообще и Театра сатиры в частности. За все 40 лет, что Валентин Николаевич Плучек руководил Театром сатиры, он с особой любовью и нежностью относился к труппе. Как мне кажется, этим он и отличался от других режиссеров и художественных руководителей того времени. Гончаров, Ефремов, Любимов тоже были мощными, неповторимыми и яркими индивидуальностями. Но мне кажется, Плучек был не просто режиссером, он был выдающимся театральным деятелем, который умел формировать не только репертуарную политику театра, но умел в первую очередь формировать труппу. Он думал о каждом человеке в театре, о каждом артисте. Я очень любил с ним работать, несмотря на то, что он часто спорил. С ним можно было спорить без конца. Но он умел слышать артиста, что вообще не очень свойственно театральным режиссерам. И соглашаться, если артист оказывался прав. Не так давно я встретился на улице с одним артистом Театра сатиры, с которым не виделся с тех самых пор, как играл там. И он мне сказал: «Вот ведь странное дело. При жизни Плучека мы были им недовольны, сетовали на его не молодость и избирательность в репертуаре». На что я ему ответил: «Знаешь, но ведь всегда можно вспомнить то, что три-четыре раза в неделю каждый из нас выходил на сцену. Сейчас этим нельзя похвастаться. В театре от силы работают 10–15 человек, а ваша труппа состоит из 80 артистов! Выходит, что около 70% людей вообще не выходят на сцену в течение целого сезона».

– Валентин Плучек хвалил вас за хорошую игру, вы играли в таких его постановках, как «Ревизор», «Клоп», «Горячее сердце». Расскажите о вашем совместном спектакле «Укрощение строптивой». Все-таки ставился этот спектакль в очень непростое для театра время.

– Это правда. Плучек и театр пережили в ту пору страшную трагедию. В одночасье ушли из жизни Андрей Миронов и Анатолий Папанов, два выдающихся актера очень прославленной тогда труппы. Театр, лишившись этих артистов, лишился всего репертуара, так как на плечах этих людей он большей частью и держался. Плучек принял решение поставить новый спектакль, но не работать с теми прославленными мастерами, труппу из которых он формировал много лет и которыми очень гордился. Он решил ставить «Укрощение строптивой» с начинающими артистами. Меня выбрали на главную роль. Никогда в жизни Плучек не брал для своих постановок произведения Шекспира. В основном это были драматурги отечественного толка, сатирические писатели Искандер, Аксенов, Войнович, Маяковский. Но Шекспир и тем более высокая комедия, никогда! Это был смелый и дерзкий эксперимент пожилого человека, старика, вдруг превратившегося в мальчишку. Он работал над этим спектаклем с фантастической энергией, все, что умел, он вложил в этот спектакль. Это была удивительно яркая и красочная постановка.

 – В вашей творческой жизни кроме великой комедии Шекспира была еще и великая трагедия. Вы играли Гамлета в театре имени Станиславского в постановке Дмитрия Крымова. До этой роли вас воспринимали как комедийного актера, поговаривали даже, что Валерий Гаркалин пытается сменить амплуа. 

– Когда работаешь в Театре сатиры, естественно, увлекаешься сценическим жанром этого театра – комедией, памфлетом, шуткой. Это определяет характер артиста, его тип, его театральное амплуа, а также возможности, методы и способы существования на сцене. Безусловно, если нет смеха в зале, считай, что роль не получилась. Смех – это единственная единица измерения в театре комедии. Смех объединяет огромное количество самых разных неповторимых людей. Именно «Гамлет» послужил поводом для возможности посмотреть на себя с другой стороны.

– Не было ли у вас растерянности, когда вместо привычного смеха в зале стояла мертвая тишина?

– Вы абсолютно правильно все заметили. В финале спектакля, по решению режиссера Дмитрия Крымова, по периметру сцены было два окна – одно чуть побольше, другое чуть поменьше. И там все время шел снег. Когда по сценарию яд, который выпивал мой герой, начал действовать, я произносил: «А я уже не здесь, тот яд сильней». Помню, как текст кончился, посыпался снег, и я чуть не сошел с ума. Я вдруг услышал такую звенящую тишину, что мне стало страшно. Но воцарялась именно эта нужная и необходимая для этого спектакля тишина, которую Гамлет на самом деле увидел, а не услышал. «Передо мной молчание»,– говорил мой герой. Я поворачивался в зал и видел фантастическое, магическое, если хотите, воцарение тишины, которая никогда не забудется мною.

– К вашему юбилею телеканал «Культура» будет показывать программу «Линия жизни», которая начинается вашими словами: «Говорить о себе всегда легко и приятно». Вы всегда начинаете рассказ о себе с этой фразы?

– Когда выступаю публично, то лучшей фразы, чем та, которой начинается программа, и не придумаешь. Много лет назад, когда я попал в затруднительное положение, мне ее посоветовала моя подруга, замечательный комедиограф Ганна Слуцки. Мне действительно легко и приятно говорить о себе на публику, а в повседневной жизни я говорю то, что больше подходит к ситуации. Все зависит от ситуации и жизненного этапа. Иногда мне вообще ничего не хочется говорить.

ТАТЬЯНА САНИНА

"Новые известия"

9 Апреля 2009 г. 

Кризисные глюки Ефима Шифрина

Позавчера, 1 апреля, туляки слушали и смотрели «Весенние шифринизмы». Концерт Ефима Шифрина был единственным состоявшимся из трех запланированных в Туле юмористических шоу, приуроченных ко Дню смеха.

     Местную публику не смогли одолеть ни популярные парни из шоу «Наша Russia» (билеты от 700 до 1900 рублей), ни целый взвод юмористов «старого цеха» в составе В. Коклюшкина, А. Трушкина, Е. Смолина, М. Вашукова, В. Вишневского (500 – 1000 рублей). Их концерты были безжалостно отменены. Организаторы выступления Ефима Шифрина были более скромны в финансовых запросах (400 – 800 рублей), и к тому же концерт планировался непосредственно в праздничный день, поэтому отменять его было бы обидно вдвойне. И все же популярный юморист собрал лишь половину зала Тульской областной филармонии.

      - Костлявая рука кризиса дотянулась и до Тулы, - с этими словами Шифрин появился на сцене. - Мы сегодня не в тесноте, но и не в обиде. Я всегда в это время года бываю в Туле. Мне даже кажется, что в зале вижу знакомые лица, но это, наверное, кризисные глюки. И вообще кто сказал, что 1 апреля нужно отмечать в Одессе? В Туле надо отмечать! Вот потому и приехал. Будем с вами прививаться от кризиса юмором…
     В течение двух часов Ефим Шифрин развлекал зрителей, как мог: старыми и новыми фельетонами, песнями и анекдотами. Артисту подарили несколько букетов цветов, и он не остался в долгу, раздавал автографы всем желающим.
     Якобы плохое настроение артиста, о котором шептались перед началом концерта организаторы, на сцене в миг улетучилось. А после концерта Ефим Шифрин с удовольствием пообщался с журналистами.
     - Ефим Залманович, на сегодняшнем концерте вы много шутили о кризисе. Вас эта тема волнует?

      - Настроение, конечно, меняется, когда зал неполный, но все же все эти кризисные охи-вздохи я не поддерживаю, потому что каким бы страшным этот кризис в описаниях политиков, финансистов и журналистов не выглядел, он не имеет отношения к беде. Беды, то есть войны, стихийного бедствия, отсутствия крова, скитания и тому подобное, сейчас нет. Когда вы в последний раз видели детей, грызущих морковку? Все больше бананы суют в рот, да кусочки ананасов тырят из кухни. Людям, немного выдохнувшим за последние десять лет, немного привыкшим к спокойному образу жизни, нелепо теперь возвращаться назад. Но все это преодолимо, поэтому я относительно спокоен.
     - На вашем сайте выложены фрагменты из нового фильма с вашим участием. Расскажите об этом проекте.
     - Речь идет о картине «Пьеса для мужчины», поставленной по избранным произведениям Даниила Хармса. К сожалению, на нашем телевидении не нашлось канала, кроме «Культуры», готового это показать. Поэтому премьера прошла именно там. Я снимаюсь в кино, работаю в театре. Вообще телевидение – это не место моей работы. Это то окошко, в которое я иногда высовываюсь, чтобы подать признаки жизни.

     - Когда же ждать ваших новых киноработ?
     - Когда закончится кризис… Кинопоток на сегодня, к сожалению, иссяк, но к моей вещей радости на половину обрублено и финансирование сериалов. Мне вообще интересно быть разным, и то, что я на эстраде один, в кино другой – это очень хорошо. Самое лучшее – это когда зритель видит артиста со всех сторон. Мои бенефисы регулярно показывают на телевидении, но в телеверсиях нет и капли того настроения, которое царит в зале.
     - Вы настолько не любите сериалы?
     - Меня туда часто зовут, но я никогда не соглашался. Сериал – это картечь, быстро и мелко. Я ничего не успеваю там сыграть. Телевидение сейчас очень быстрое.

     - Однако в телепроекте «Цирк со свездами» вы все же приняли участие…
    - Да, потому что там можно было сыграть не одну, а несколько ролей. Например, я был отважным дрессировщиком, бесстрашным акробатом, висел под куполом цирка. Мне дали полгода, я как Брэд Питт готовился к «Бойцовскому клубу». И в этом проекте я, 51-летний, получил второе место среди тех, кому нет и 25.
     - Ефим Залманович, вы находитесь в прекрасной физической форме. Поделитесь секретом стройности.
     - Никакого секрета нет, я просто занимаюсь спортом 15 лет, слежу за собой. В моем блоге в Интернете я пишу об этом, и люди часто задают вопрос, когда будет результат от занятий. Я сразу говорю: те, кто задает подобные вопросы, в жизни не переступят порог спортзала. Все эти интеллигентские противопоставления ума силе я не признаю. Подобно тому, как мозг нужно все время тренировать и нагружать (решать кроссворды, изучать языки), так и все остальное нужно также держать в тонусе.
Дмитрий ЛИТВИНОВ.
Фото автора.

«Кризисные» анекдоты от Шифрина
Бежит обезьяна по лесу, кричит:
- Кризис, кризис!
Из кустов выглядывает волк:
- И что «кризис»? Я как жрал мясо, так и буду жрать…
Обезьяна бежит дальше:
- Кризис, кризис!
Навстречу лиса:
- А что «кризис»? Я как ходила в шубе, так и буду ходить…
Обезьяна села, задумалась:
- А что, собственно, я кричу? Как ходила с голой задницей, так и буду…

* * *
Разговаривают два бомжа:
- У тебя знакомые олигархи есть?
- Нет.
- Скоро будут…

* * *
- Рабинович, не разменяете 100 долларов?
- Нет, но спасибо за комплимент.

Из досье «МК»
Ефим Шифрин родился 25 марта 1956 года в поселке Нексикан Магаданской области, где жил его репрессированный отец. Позже семье разрешили переехать в Юрмалу. В 1973 году Ефим поступил на филфак Рижского университета, но через год перевелся в эстрадно-цирковое училище в Москве на курс Романа Виктюка.
В 1978 -1988 годах работал в Москонцерте, выступая с миниатюрами Жванецкого, Альтова, Коклюшкина. В 1985 году окончил ГИТИС по специальности «режиссура эстрады». В 1985 году состоялась премьера первого сольного спектакля Ефима Шифрина «Я хотел бы сказать» по произведениям Виктора Коклюшкина.
В 1990 году создан «Шифрин-театр». С 1996-го Ефим Шифрин играет в спектаклях Виктюка. Лауреат Московского конкурса артистов эстрады (1979), Всероссийского конкурса артистов эстрады (1983), премии «Золотой Остап» (1992) и других.

"Молодой коммунар"
03 апреля 2009г. 

Ефим Шифрин в Туле: «Я готовился к съемкам в «Цирке», как Бред Питт к «Бойцовскому клубу»

1 апреля в Тульской областной филармонии выступал Ефим Шифрин

03.04.2009

Несмотря на большое число свободных мест в зрительном зале, юморист работал по полноценной программе: с антрактом и полуторачасовыми  отделениями. Кроме шуток, Ефим Залманович продемонстрировал свою шикарную спортивную форму, исполнив колесо.

После концерта артист пообщался с прессой. 

- Я не поддерживаю эти «ахи-вздохи» по поводу кризиса, - рассуждал артист. - Как бы он страшен ни был, он мало отношения имеет к беде. Настоящая беда – это война, лишения, скитания, стихийное бедствие, отсутствие крова и работы. Это кризис потребления. Значит, будем меньше покупать лишних вещей. Сократим наш заморский стол до отечественного. Вы когда в последний раз видели, чтобы дети грызли морковку или репу? Суют бананы-ананасы…

- А в кино будете и дальше сниматься?- Финансирование многих кинопроектов, в том числе и сериалов, остановилось. Что касается последних, я этому даже рад. Я никогда не соглашался сниматься в сериалах, хотя приглашали. Кино – это не то, что театр, как картечь, все быстро. Вот, например, в телепроекте «Цирк» я согласился принимать участие, потому что знал, что сыграю роль отважного акробата или эквилибриста… Я готовился к проекту полгода, как Бред Питт к съемкам «Бойцовского клуба».

- Как вам удается поддерживать хорошую физическую форму?- Я просто занимаюсь. Чаще всего этим секретом интересуются те, кто никогда не переступит порог спортивного зала. Человек же, который хочет привести себя в порядок, просто бросается туда очертя голову. Я тут недавно видел нашего парикмахера, который по совместительству поет (имеется в виду Сергей Зверев – Прим. авт.) в бассейне. Он вылез из  лазурной воды, потискал свои мышцы и произнес: «Два дня уже хожу, у меня ничего не растет!».

Анекдот от юмориста:Бежит обезьяна по лесу:

- Кризис! Кризис!

Навстречу ей волк:

- Чего орешь? Какой кризис? Я как ел мясо, так и буду есть его.

Обезьяна бежит дальше. Ей навстречу лиса:

- Чего орешь? Какой кризис? Я как ходила в шубе, так и буду…

Обезьяна остановилась и задумалась:

- Действительно… Чего это я? Как ходила с голой попой, так и буду ходить.

http://kp.ru/daily/24271/467612/