На петербургской студии RWS идут съемки новогоднего телевизионного мюзикла «Морозко». В роли злой мачехи – Верка Сердючка, а в роли Верки Сердючки, как всегда, Андрей Данилко. В последнее время в России о Верке почти ничего не было слышно. После скандала, разразившегося из-за спетой на «Евровидении» непонятной фразы «Лаша тунбай», которую многие приняли за «Раша, гудбай!», Сердючку всё еще не спешат звать на российские телеканалы и гастроли. Вот что рассказал «Фонтанке» Андрей Данилко.
– Андрей, правда, что Верка Сердючка теперь живет исключительно корпоративами, поет на закрытых вечерах?
– Действительно, был такой период, когда, закончив в 2006 году тот старый этап Верки Сердючки, мы не давали сольных концертов вообще. Были только корпоративы, плюс участвовали в каких-то солянках. Но не так давно мы поехали на гастроли уже с новой программой. Первые минут двадцать мы показываем узнаваемый материал, «Горилку» и старые шлягеры, которые народ хочет, ждет. А потом уже показываем то, что мы хотим, и мы счастливы, что людям вторая часть нравится больше. Это уже другая Сердючка.
– Что же в ней могло измениться?
– Она взрослеет. Это уже не примитивный, не тупой юмор. Верка стала трогательной, не чуждается лирики. Она должна вызывать смех, хохот, а вызывает трогательные чувства. И это не шоу, не спектакль, а душевная встреча. Она поет, рассказывает какие-то истории, ля-ля. Это не творческий вечер, а просто душевное общение.
– Вы вспоминаете свою петербургскую звездную серию из шести концертов в БКЗ в 2003 году?
– Мы тогда могли дать и 26 концертов. Но это был не первый пиковый момент нашей популярности. Началось всё с кассетного бума еще не песен, а просто комических монологов. Мы собирали сумасшедшие залы и не могли понять, почему люди так реагируют. Мы ведь детьми еще были, гастролировали безо всякой охраны. Помню, в цирке, во Львове, люди сорвались с мест и просто побежали на нас. А мы – от них! Удивительно, что комедийный персонаж вызывал такую истерику. Это же не поющий Юра Шатунов, от которого умирали девчонки. А на нас бежали какие-то тетки, дядьки, с тогдашними поляроидами. Состояние стресса не покидало. Нас засовывали в машины, мы куда-то ехали перепуганные.
– А сейчас концерты в российских столицах планируются?
– Нас зовут – мы едем. Мы же не можем так: сами решили и поехали. К тому же 70% заказов на корпоративы даже в Москве откладываются, потому что нас не могут потянуть финансово. Не оттого, что такой большой гонорар, а потому что приезд коллектива в 18 человек влечет большие накладные расходы. У нас теперь настоящий музыкальный театр: музыканты играют все вживую, балет. Мы только что совершили туры по Германии, Америке, Австралии, мини-тур по Германии. В Австралии было неожиданно много народу, хотя тамошние эмигранты, особенно украинская диаспора, – такие жмоты, они свои 20 долларов никому не отдадут. Так что если нас пригласят в Петербург, в БКЗ, с удовольствием поедем. Пока нет предложений. Но сейчас отправляемся в тур по Дальнему Востоку, и это тоже очень интересно.
– Стало быть, напряжение в отношениях с Россией рассосалось?
– А никакого напряжения с нашей стороны не было. Просто нашлись люди, кому было выгодно «слить» меня после «Евровидения». Скорей всего, убрать конкурента. После лауреатства на «Евровидении» у нас был реальный успех на Западе. Мы ведь впервые в истории попали в английский хит-парад «Биллборда» при отсутствии сингла. Наша пластинка не стояла в магазинах, а мы забрались на восьмое место – это было круто, обогнать Тимберлейка и Нелли Фуртадо. А когда мы приехали во Францию в очень престижную программу «Хит-машина», где участвовали Дэвид Гетта, Мика, Натали Имбрулия, так они все повылазили из гримерок – на нас смотрели! Я понимал, что Верка Сердючка может реально иметь успех на Западе. Но надо знать английский язык, надо там жить, чтобы попасть в их обойму. Мы же сняли сливки после «Евровидения», поездили, засветились, но там никто нас не ждет. Там есть свои артисты.
– Так что, на месте Леди Гага могла быть Верка Сердючка?
– Если бы такое же количество людей работало с нами, мы бы тоже стали Леди Гага. Смотришь на нее – всё вторично. Они делают новую Мадонну, потому что настоящая Мадонна взрослеет, скажем, мягко. Всё те же приколы. Популярность навязанная. Закрутили эти «банки», так они были 20 лет назад у Наоми Кэмпбелл, а «сиськи» были у Мадонны в костюме Готье. Сейчас кругом так. Вот певец Мика – вся калька снята с Фредди Меркьюри, и он этого не скрывает, но его молодая публика знать не знает, кто такой Меркьюри. Зато платит деньги.
– Андрей, кто же все-таки подставил Сердючку, раздув историю с фразочкой «Лаша тунбай»?
– Первым это написал журналист Артур Гаспарян. Но, думаю, он сам не ожидал, во что всё выльется. Раздували историю другие. Я помню ту ночь, когда мы делали демозапись для отсылки в Хельсинки. И была фраза с «тунайт». Я тогда остановился: «Тунайт – это уж совсем избитое! Давайте я спою: лаша тунбай». Это была абракадабра.
– Потом вдруг выяснилось, что в ней есть глубокий и страшный смысл.
– Я сам был поражен, когда кто-то перевел это как «взбивай масло!». А у Виктора Цоя был «бошетунмай» – помните? Что-то он обозначал, или Цой сам это выдумал? Я как раз оттолкнулся от цоевского «бошетунмая». У меня стало – «лаша тунбай». А когда потом начали разбирать, переводить с монгольского, ерундой заниматься, на многих телезрителей это очень повлияло. Мне кажется, это уже была такая реальная заказуха против меня. Лариса Долина единственная защищала меня на программе после телетрансляции. Восклицала: «Ну я же не глухая!» Ее поведение многим не понравилось, потому что в студии собирали людей, что настроены «против». Или просили пожестче высказываться. Почему-то ушами всей России стал Артур Гаспарян. Еще была проблема в том, что люди песню-то нигде не слышали. Она же не транслировалась, ее запретили. Поснимали отовсюду. А что можно запомнить, когда идет трансляция с «Евровидения»? Тем более там живой концерт. Да там можно услышать, что хочешь. Но сработало. Я в страшном сне не мог предположить, во что это выльется, дойдет до Кремля и будет решаться как глобальная политическая проблема. И люди, которые ко мне очень хорошо относились, стали говорить: как это он так мог петь о России, плюнуть нам в лицо?
– Представляю, как вам надоела эта история.
– Это ужасно. Смотрите, сколько лет прошло, а до сих пор очень всё свежо.
– Вас не зовут в кино, сериалы не как Сердючку, а как Данилко? Помнится, в одном из новогодних телемюзиклов вы сыграли роль пажа Керубино без маски Верки Сердючки.
– Это была очень неудачная работа. А всё зависит от режиссера. В этой ситуации режиссер должен меня увидеть и полюбить. Зная все проблемы узнавания голоса, глаз, внешности, он должен придумать что-то. Но мне предлагают всё те же импровизации на тему проводницы, уборщицы, самогонщицы, хозяйки базара. В мюзикле «Морозко» отца Настеньки, то есть моего супруга, играет Ефим Шифрин. Вот у него такая же проблема, но ему было легче. Роман Григорьевич Виктюк – его педагог еще с циркового училища. И он знает, что Шифрин – это не только «алё, Люся!», а актер, который может многое. Мне интересно, когда люди смотрят и удивляются: неужели это он?! Такая реакция была, когда в 2005 году я выпустил альбом «После тебя». Мне даже Борис Моисеев рассказал, что ему позвонила Людмила Гурченко, которая увидела мой инструментальный клип, и спросила: «Боря, а это тот Данилко, который Сердючка? А в его музыке что-то есть!» А еще была история, как вечером я, засыпая на диване, одним глазом смотрел по телевизору документальный фильм «Андрей Миронов и его женщины» и вдруг услышал что-то приятное: «Какая-то красивая музыка играет! О, так это ж моя!» Правда было детское ощущение, когда хотелось кричать: это же я написал. Я ждал, что хоть в титрах напишут имя композитора, но нет, не написали.
– Но родина, Украина, оценила вас по достоинству?
– То, что я делал на сцене, на Украине всегда, особенно до «Евровидения», считалось не искусством, а дурачеством. У них там классика, украинские песни – искусство. Они спят на этих концертах, но выносят цветы, венки. А Сердючка – это какой-то ужас. Но после моего выступления на «Евровидении» прошел год, и мне позвонил Ющенко – дал мне «народного артиста Украины». Сам лично позвонил, я был удивлен. А на награждении я оказался самым младшим. Там такие дядьки, тетьки, а мне было 33 года. Для народного артиста маловато. Но мы же начали очень рано, уже в 18 лет аншлаги собирали.
– А с новой украинской властью у вас какие отношения? Есть вам что о новой власти сказать?
– Пока не о чем говорить. Новые люди, новые министры, они пока еще осматриваются. У нас нет таких встреч художника и власти, как у вас в России.
– Если брать российские аналоги, вам ближе критическая позиция Шевчука или лояльная – Макаревича?
– Я за то, чтобы находить плюсы и минусы, это всегда есть. Когда Шевчук ругает эстрадных звезд, то хочется спросить: «Юрий, а что особенного вы сами в последнее время написали? Покажите нам, как нужно. Вы такой умный, в очках, рассказываете, какой ужасный Филипп Киркоров, какой ужасный Шнур, какая ужасная Сердючка, что под ее музыку только на пьянках танцевать. А сами что написали нового?» Мне не нравятся крайние точки зрения. Нельзя мазать всё и всех одной краской. Мы развиваемся, не стоим на месте.
– Вас не только Шевчук ругал, но и Петросян. Он мне в интервью сказал следующее: «У меня такое впечатление, что Андрей не может сейчас вернуться в жанр. Я не вижу его новых работ. Думаю, что мы наблюдаем актерскую трагедию. Он запутался».
– Ну, это его мнение, а я так не считаю. Я развиваю персонаж. И Сердючка – это история Золушки. Она была проводницей, потом ведущей шоу, потом певицей, ля-ля-ля. Потом стала звездой, вышла на «Евровидение». Но это мы говорим о Сердючке. А Данилко это Данилко, а не Сердючка. А номера, о которых тоскует Петросян, у меня были и есть. Просто это не показывают по ТВ, так как в этом качестве мы не подходим под формат эстрадных концертов. Потому что это не эстрадные миниатюры, а театральные, где нужны свет, музыка, особая атмосфера. А когда ты читаешь, как придурочный, миниатюру в образе милиционера на фоне подсвеченного французского задника, с двумя розочками, то выглядишь полным идиотом. Вот и вся проблема.
– Андрей, в этот раз вы провели в Петербурге три дня. Чем занимались во время отдыха?
– Поехал на могилу Виктора Цоя. И как только мы туда приехали, пошел снег.
М. Садчиков, «Фонтанка.ру», 19.11.2010г.
– Андрей, правда, что Верка Сердючка теперь живет исключительно корпоративами, поет на закрытых вечерах?
– Действительно, был такой период, когда, закончив в 2006 году тот старый этап Верки Сердючки, мы не давали сольных концертов вообще. Были только корпоративы, плюс участвовали в каких-то солянках. Но не так давно мы поехали на гастроли уже с новой программой. Первые минут двадцать мы показываем узнаваемый материал, «Горилку» и старые шлягеры, которые народ хочет, ждет. А потом уже показываем то, что мы хотим, и мы счастливы, что людям вторая часть нравится больше. Это уже другая Сердючка.
– Что же в ней могло измениться?
– Она взрослеет. Это уже не примитивный, не тупой юмор. Верка стала трогательной, не чуждается лирики. Она должна вызывать смех, хохот, а вызывает трогательные чувства. И это не шоу, не спектакль, а душевная встреча. Она поет, рассказывает какие-то истории, ля-ля. Это не творческий вечер, а просто душевное общение.
– А сейчас концерты в российских столицах планируются?
– Нас зовут – мы едем. Мы же не можем так: сами решили и поехали. К тому же 70% заказов на корпоративы даже в Москве откладываются, потому что нас не могут потянуть финансово. Не оттого, что такой большой гонорар, а потому что приезд коллектива в 18 человек влечет большие накладные расходы. У нас теперь настоящий музыкальный театр: музыканты играют все вживую, балет. Мы только что совершили туры по Германии, Америке, Австралии, мини-тур по Германии. В Австралии было неожиданно много народу, хотя тамошние эмигранты, особенно украинская диаспора, – такие жмоты, они свои 20 долларов никому не отдадут. Так что если нас пригласят в Петербург, в БКЗ, с удовольствием поедем. Пока нет предложений. Но сейчас отправляемся в тур по Дальнему Востоку, и это тоже очень интересно.
– Стало быть, напряжение в отношениях с Россией рассосалось?
– Так что, на месте Леди Гага могла быть Верка Сердючка?
– Если бы такое же количество людей работало с нами, мы бы тоже стали Леди Гага. Смотришь на нее – всё вторично. Они делают новую Мадонну, потому что настоящая Мадонна взрослеет, скажем, мягко. Всё те же приколы. Популярность навязанная. Закрутили эти «банки», так они были 20 лет назад у Наоми Кэмпбелл, а «сиськи» были у Мадонны в костюме Готье. Сейчас кругом так. Вот певец Мика – вся калька снята с Фредди Меркьюри, и он этого не скрывает, но его молодая публика знать не знает, кто такой Меркьюри. Зато платит деньги.
– Андрей, кто же все-таки подставил Сердючку, раздув историю с фразочкой «Лаша тунбай»?
– Первым это написал журналист Артур Гаспарян. Но, думаю, он сам не ожидал, во что всё выльется. Раздували историю другие. Я помню ту ночь, когда мы делали демозапись для отсылки в Хельсинки. И была фраза с «тунайт». Я тогда остановился: «Тунайт – это уж совсем избитое! Давайте я спою: лаша тунбай». Это была абракадабра.
– Потом вдруг выяснилось, что в ней есть глубокий и страшный смысл.
– Я сам был поражен, когда кто-то перевел это как «взбивай масло!». А у Виктора Цоя был «бошетунмай» – помните? Что-то он обозначал, или Цой сам это выдумал? Я как раз оттолкнулся от цоевского «бошетунмая». У меня стало – «лаша тунбай». А когда потом начали разбирать, переводить с монгольского, ерундой заниматься, на многих телезрителей это очень повлияло. Мне кажется, это уже была такая реальная заказуха против меня. Лариса Долина единственная защищала меня на программе после телетрансляции. Восклицала: «Ну я же не глухая!» Ее поведение многим не понравилось, потому что в студии собирали людей, что настроены «против». Или просили пожестче высказываться. Почему-то ушами всей России стал Артур Гаспарян. Еще была проблема в том, что люди песню-то нигде не слышали. Она же не транслировалась, ее запретили. Поснимали отовсюду. А что можно запомнить, когда идет трансляция с «Евровидения»? Тем более там живой концерт. Да там можно услышать, что хочешь. Но сработало. Я в страшном сне не мог предположить, во что это выльется, дойдет до Кремля и будет решаться как глобальная политическая проблема. И люди, которые ко мне очень хорошо относились, стали говорить: как это он так мог петь о России, плюнуть нам в лицо?
– Представляю, как вам надоела эта история.
– Это ужасно. Смотрите, сколько лет прошло, а до сих пор очень всё свежо.
– Вас не зовут в кино, сериалы не как Сердючку, а как Данилко? Помнится, в одном из новогодних телемюзиклов вы сыграли роль пажа Керубино без маски Верки Сердючки.
– Это была очень неудачная работа. А всё зависит от режиссера. В этой ситуации режиссер должен меня увидеть и полюбить. Зная все проблемы узнавания голоса, глаз, внешности, он должен придумать что-то. Но мне предлагают всё те же импровизации на тему проводницы, уборщицы, самогонщицы, хозяйки базара. В мюзикле «Морозко» отца Настеньки, то есть моего супруга, играет Ефим Шифрин. Вот у него такая же проблема, но ему было легче. Роман Григорьевич Виктюк – его педагог еще с циркового училища. И он знает, что Шифрин – это не только «алё, Люся!», а актер, который может многое. Мне интересно, когда люди смотрят и удивляются: неужели это он?! Такая реакция была, когда в 2005 году я выпустил альбом «После тебя». Мне даже Борис Моисеев рассказал, что ему позвонила Людмила Гурченко, которая увидела мой инструментальный клип, и спросила: «Боря, а это тот Данилко, который Сердючка? А в его музыке что-то есть!» А еще была история, как вечером я, засыпая на диване, одним глазом смотрел по телевизору документальный фильм «Андрей Миронов и его женщины» и вдруг услышал что-то приятное: «Какая-то красивая музыка играет! О, так это ж моя!» Правда было детское ощущение, когда хотелось кричать: это же я написал. Я ждал, что хоть в титрах напишут имя композитора, но нет, не написали.
– То, что я делал на сцене, на Украине всегда, особенно до «Евровидения», считалось не искусством, а дурачеством. У них там классика, украинские песни – искусство. Они спят на этих концертах, но выносят цветы, венки. А Сердючка – это какой-то ужас. Но после моего выступления на «Евровидении» прошел год, и мне позвонил Ющенко – дал мне «народного артиста Украины». Сам лично позвонил, я был удивлен. А на награждении я оказался самым младшим. Там такие дядьки, тетьки, а мне было 33 года. Для народного артиста маловато. Но мы же начали очень рано, уже в 18 лет аншлаги собирали.
– А с новой украинской властью у вас какие отношения? Есть вам что о новой власти сказать?
– Пока не о чем говорить. Новые люди, новые министры, они пока еще осматриваются. У нас нет таких встреч художника и власти, как у вас в России.
– Если брать российские аналоги, вам ближе критическая позиция Шевчука или лояльная – Макаревича?
– Я за то, чтобы находить плюсы и минусы, это всегда есть. Когда Шевчук ругает эстрадных звезд, то хочется спросить: «Юрий, а что особенного вы сами в последнее время написали? Покажите нам, как нужно. Вы такой умный, в очках, рассказываете, какой ужасный Филипп Киркоров, какой ужасный Шнур, какая ужасная Сердючка, что под ее музыку только на пьянках танцевать. А сами что написали нового?» Мне не нравятся крайние точки зрения. Нельзя мазать всё и всех одной краской. Мы развиваемся, не стоим на месте.
– Вас не только Шевчук ругал, но и Петросян. Он мне в интервью сказал следующее: «У меня такое впечатление, что Андрей не может сейчас вернуться в жанр. Я не вижу его новых работ. Думаю, что мы наблюдаем актерскую трагедию. Он запутался».
– Ну, это его мнение, а я так не считаю. Я развиваю персонаж. И Сердючка – это история Золушки. Она была проводницей, потом ведущей шоу, потом певицей, ля-ля-ля. Потом стала звездой, вышла на «Евровидение». Но это мы говорим о Сердючке. А Данилко это Данилко, а не Сердючка. А номера, о которых тоскует Петросян, у меня были и есть. Просто это не показывают по ТВ, так как в этом качестве мы не подходим под формат эстрадных концертов. Потому что это не эстрадные миниатюры, а театральные, где нужны свет, музыка, особая атмосфера. А когда ты читаешь, как придурочный, миниатюру в образе милиционера на фоне подсвеченного французского задника, с двумя розочками, то выглядишь полным идиотом. Вот и вся проблема.
– Андрей, в этот раз вы провели в Петербурге три дня. Чем занимались во время отдыха?
– Поехал на могилу Виктора Цоя. И как только мы туда приехали, пошел снег.
М. Садчиков, «Фонтанка.ру», 19.11.2010г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий