  // Юлия Ларина беседует с Борисом КорчевниковымКанал СТС представит осенью 20-серийный документальный фильм "История российского юмора" открыть материал… |
Юлия Ларина беседует с Борисом Корчевниковым
|
Борис Корчевников и Василий Уткин на Красной площади, где в 1987-м с прилета Матиаса Руста началась история российского юмора
Фото: пресс-служба канала "СТС"
|
Канал СТС представит осенью 20-серийный документальный фильм "История российского юмора"
Юлия Ларина
До зрителей канала СТС в ближайшее время дойдут шутки, прозвучавшие 10-20 лет назад. Это будут лучшие шутки двух десятилетий — с середины 1980-х до середины нулевых. Смешно, что об истории российского юмора больших проектов до сих пор не снимали, да и вообще эту историю толком не исследовали. А здесь чуть ли не все главные действующие лица дают комментарии ведущим проекта "История российского юмора" Борису Корчевникову и Василию Уткину: Александр Масляков, Максим Галкин, Владимир Винокур, Михаил Задорнов, Геннадий Хазанов, Ефим Шифрин, Иван Ургант, Михаил Шац и Татьяна Лазарева...
Обозреватель "Огонька" посмотрела пару серий и серьезно поговорила на тему юмора с Борисом Корчевниковым, уже делавшим для СТС успешную "Историю российского шоу-бизнеса", а последние два года потратившим на изучение истории отечественного юмора.
— СТС — развлекательный канал, без политики. Но говорить об истории юмора последних двух десятилетий и не говорить о политической сатире невозможно...
— Это первый большой политический проект на СТС. Мы шли от самых актуальных шуток — а они чаще все же политические — к событиям года. И юмор часто являлся еще и ключом к этим событиям, особенно в перестроечную пору всеобщих "фиг в кармане". Поэтому первые 10 серий (1987-1996) особенно интересны. Поскольку возможность публично шутить напрямую связана с политическими свободами, то и юмор тех лет менялся стремительно. "История российского юмора" — это, безусловно, и история свободы в постсоветской стране — со всеми ее очарованиями и разочарованиями.
— У каждой серии есть тема: рождение нового юмора в конце 1980-х, бум политической сатиры, отражение в юморе путчей, феномен одесского юмора и "новорусской" мифологии. Какие еще?
— Например, открытый мир, как Россия влюблялась в Запад: вестернизация, фильм "Окно в Париж", первые международные гастроли КВН... Или криминальный бум, война в Чечне...
— Война в Чечне тоже отражалась в юморе?
— Первая скорее нет, она была совсем страшной, а вот вторая уже отражалась. Пример того — знаменитый интернет-ролик милиционера Владимира Виноградова из Владимирской области "Как я ездил на войну в Чечню". Это народный юмор. Мы говорим не только о том, что происходило в самой индустрии. Мы рассказываем, над чем смеялась Россия.
— Назовите еще несколько тем.
— 1996 год — юмор на службе у власти ("Голосуй или проиграешь!"), 1997 год — олигархи как главные герои юмора. 1998 год — кризис жанра в экономический кризис.
— Мы подобрались к 1999 году, приходу к власти Владимира Путина...
— Есть серия, посвященная этому. В данном случае юмор становился ключом к человеку. Фактически только юмор и пытался как-то расшифровать Путина. Поэтому Галкин, первый, кто его спародировал, стал абсолютным героем. Серия о 2002 годе уже посвящена борьбе пафоса и юмора. С одной стороны, искренне лепились бюстики и ткались ковры с изображением президента, а с другой — над этим стали шутить.
— Вы говорите в фильме о свертывании политической сатиры в стране?
— Конечно. Мы старались доказать, насколько это возможно журналистскими способами, что сатира стала умирать по объективным причинам, а не потому что кто-то начал что-то запрещать. Просто люди в очередной раз устали от политики. Отсюда — превалирование шуток на тему личной жизни, а также приход жанра, который на Западе называют туалетным юмором, он связан с угасанием политической сатиры начала 2000-х годов. Но мы даем высказаться в фильме людям, которые полагают, что причина в другом — в возникшей цензуре. Например, Виктору Шендеровичу...
— У вас есть Шендерович, которого давно не видно на федеральных каналах?
— В нескольких сериях. Например, в серии о 2001 годе — "деле НТВ". Мы говорим о том, как сатирик перестал быть сатириком и стал трибуном. Шендерович — один из главных героев серии о 1994 годе, когда появилась программа "Куклы". Десятилетие спустя тот же Василий Пичул, режиссер "Кукол", будет делать "Мульт личности", которому по дерзости и отвязности юмора будет далеко до "Кукол". В 1990-е годы про тяжелобольного человека, Бориса Ельцина, могли шутить так, что сейчас это смотрится дико. Вообще, ощущение, что можно пошутить про все,— абсолютно западное. Те же "Куклы" — это французский формат. Но мы, слава богу, все-таки сохраняем огромное количество табу. Шутки про президента в Америке или про королеву в Великобритании — это там, как нам сказал в интервью Ургант, не просто юмор интимный, он внутримышечный. Так же там шутят про представителей духовенства. В России такое сложно себе представить. Все-таки и Церковь другая, и история ее иная, и память о том, что такое жить без Бога, еще сильна. Поэтому, кроме выступлений в фейсбуках, это все-таки табу. И оно объясняет нас. Вообще, есть две вещи, которые точнее всего раскрывают нацию: то, над чем она смеется, и то, чему или кому она молится. Поэтому наш сериал призван ответить в результате, кто мы такие.
— Вы прослеживаете, как развивался юмор стилистически: от намека в советские времена до стеба и прикола сейчас?
— Да, стеб пришел вместе с КВН и стал подавляющим в эфире, а оттуда и в социуме. Прикол как жанр станет главным уже в интернете. Стеб и прикол — это примерно одно и то же. Просто в слове "прикол" заключен хронометраж шутки — что-то короткое, что укалывает. Не длиннее ролика на YouTube. Поэтому главными героями этого юмора, объектами насмешек являются странные люди, называемые теперь фриками. Пока мы заканчиваем проект 2006 годом — бумом интернета, появлением мемов и фотожаб и фразы "Превед, Медвед". Путь от полунамеков Жванецкого в советские времена до ролика в Сети — это колоссальный путь. И очень досадно, что качественно юмор движется по нисходящей, хотя количественно — только в гору.
— Как вы в фильме оцениваете влияние КВН на отечественный юмор и телевидение?
— Это уникальное явление, которое теперь характеризуют то как триумф, то как диагноз. Последняя серия нашего фильма посвящена именно этому — как кавээнщики оказались везде: во власти на телевидении, в исполнителях, авторах, продюсерах...
— Но ведь их немало и на СТС, да и гендиректор канала Вячеслав Муругов из команды КВН Белорусского госуниверситета.
— На телевидении кавээнщик — самый востребованный кадр. Человек, обладающий мгновенной реакцией на жизнь. Плюс самодеятельность — все делает сам. В итоге мы наблюдаем тотальную победу юмора. Некоторые говорят, что это компенсаторная вещь: политических и журналистских свобод стало меньше, юмор занял эти ниши. Я думаю, проблема в другом — в кадрах. В нынешней конкуренции телевидению очень нужен развлекательный продукт, отсюда — востребованность кавээнщиков. А КВН за эти годы стал империей. Еще 15 лет назад первый фестиваль КВН в Воронеже собрал 50 команд, а на последний в Сочи приехало под 600. Вообще, нарастающая масса смеха все больше походит на лавину-убийцу. Мы заканчиваем сериал монологом "Доклад" Геннадия Хазанова конца 1980-х. Он будто про сегодня: "Самых больших успехов мы добились в области смеха... На наших бескрайних просторах раздавалось неуемное дикое ржание..." Мы пересмеялись в том числе и над собственными болями, бедами, проблемами. И эти проблемы так и не решены.
— Скажите, есть какие-то люди, которые отказались сниматься в проекте?
— Досаднее всего, что нет Петросяна. Он отказался. Его несколько затравили в последние годы, и он не хотел появляться в одном проекте с теми, кто его травит. Я хотел отойти от конфликта, который особенного накала и бесстыжести достиг в середине нулевых годов, когда про Петросяна шутили все. И он, как человек ранимый, очень горевал. Он признавался мне, что потом ставил свечки за этих людей в церкви. Мы говорим о Петросяне в фильме много, понять его феномен — увлекательнейшая задача. Его же очень любят, к нему ходят на концерты больше полувека! И у него сердечная связь со своими зрителями. Именно сердечная — слово, едва ли применимое к другому поколению в этом жанре. Я посмотрел почти все концерты Евгения Петросяна. Он часто не шутит, а говорит серьезно. Иногда плачет. И зрители плачут вместе с ним.
— Удивительно, что Регина Дубовицкая согласилась на интервью, потому что отношение к "Аншлагу" понятное, и ясно, что вы тоже не могли оставить это без комментария: "Все будущие упреки в дебилизации населения — корнями из сложившегося в 1987-м представления Дубовицкой, что не сатира, а просто юмор лечит".
— Мне казалось, что сейчас, в 2012 году, уже даже немножко пошло иронизировать на эту тему. Тема глумления над "Аншлагом" появляется в нашем фильме в 2000 году. А сопоставление Петросян — Мартиросян первый раз появляется вообще 1998-м. То есть уже три пятилетки повторения одной и той же шутки. Перебор.
— Мне кажется, снять такой проект стало возможным, потому что это не проект Первого канала или "России 1". Если бы фильм снимал Первый, вероятно, отказались бы участвовать люди со второго — Дубовицкая, Галкин. Если бы второй, мы не увидели бы, возможно, Маслякова или Якубовича.
— Вы правы. Договориться об интервью здесь всякий раз означало уговорить на него. Мы представить себе не могли, что это настолько конфликтная среда.
— Дает ли история юмора возможность понять дальнейшее его развитие?
— Она дает возможность понять дальнейшее развитие нас самих. Очень точно про это сказал Андрей Кнышев. Я спросил, почему уровень агрессии в нашем обществе растет, а юмора становится все больше и больше. Он напомнил, что юмор всегда расцветал в период диктатур, а также в период или накануне больших потрясений. Сейчас на телевидении бум двух видов программ: юмористических и мистических. Развлекуха соседствует с ощущением внутренней тревоги у людей, тревоги о будущем. И это итог нашего сериала.
Подробнее:http://www.kommersant.ru/doc/2001021
Комментариев нет:
Отправить комментарий