Сегодня День рождения великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина.
На следующей неделе в "Российской газете" будет представлена недавно созданная известным режиссером Владимиром Мирзоевым киноверсия "Бориса Годунова". О том, как мы воспринимаем Пушкина сегодня, - наш разговор с автором фильма.
Российская газета: У вас Гришка Отрепьев прет к границе на танке, Борис Годунов пьет модный коктейль из водки с молоком, патриарх крутит велотренажер, в общем, весь необходимый набор, чтобы почитателям - охранителям классики возмутиться: "Что он делает с Пушкиным?!"
Владимир Мирзоев: Беда в том, что у нас почитаемое часто не читаемо. И "Борис Годунов" одно из таких непрочитанных произведений. Поскольку драма - не роман. К тому же в нашей культурной памяти возникли многочисленные подмены или (употреблю модный термин) "симулякры". Например, трагическая и прекрасная музыка оперы Мусоргского предлагает иной язык, иное измерение текста. А хрестоматийный, школьный Пушкин, который штудируется вдоль и поперек, навяз в зубах. Все эти банальные цитаты: "слышу речь не мальчика, но мужа", "еще одно последнее сказанье", "народ безмолвствует" - вспоминаем к месту и не к месту, не зная, о чем они. Например, знаменитая ремарка, рефрен отечественной политологии - "народ безмолвствует", появилась по совету Жуковского только для того, чтобы главный цензор, Николай I, не зарубил пьесу. И все равно сорок лет она не ставилась - до 1866-го. Цензура навалилась в какой-то мере и на нас.
Замысел фильма возник в 1997-м, мы хотели снять его к пушкинскому юбилею. Но продюсеров пугали возможные аллюзии: вдруг это будет сатира про "царя Бориса"? "Царем Борисом" в кулуарах называли Ельцина. Думаю, никто из этой пугливой братии не удосужился взять пьесу и прочесть ее внимательно. Работали клише, стереотипы, условные рефлексы. Не удивлюсь, если и сейчас кто-то начнет дуть на воду - ведь у Пушкина действует, страшно сказать, Дмитрий-самозванец. Все это продолжается в режиме нон-стоп, из века в век, из поколения в поколение. Собственно, об этом фильм. О дурной бесконечности, из которой мы никак не выйдем в историю. Об отлученности, отчужденности народа от своей судьбы. А вообще самый первый замысел постановки "Бориса Годунова" у меня возник, когда мне еще не было двадцати. В 1976-м, когда мы с друзьями - актерами, режиссерами, художниками - экспериментировали в небольшом подвальчике на Таганке. Одним из заветных проектов была постановка "Бориса Годунова". Мы, студенты театрального института, на полном серьезе собирались пригласить на роль самозванца Владимира Высоцкого. Он был нашим героем, безбашенным фрондером, поэтом.
Российская газета: У нас не так часто облекают классическое содержание в современную форму. Как вы на это решились?
Владимир Мирзоев: Хотелось напрямую обратиться к смыслам. Не ставить смягчающий фильтр в виде исторического реквизита. Это даже не осовременивание, не привычная на театре модернизация, а попытка сказать: вся история - здесь и сейчас. Обратиться к фундаментальным вещам, архетипам - эту задачу ставил перед собой и Пушкин. Здесь мы следуем за автором. Мы не пытались удивлять зрителя новизной, свежестью решений или шокировать кого-то - наши намерения были куда серьезнее. И Пушкин в "Годунове" не реконструктор истории, а настоящий поэт. В своей драматургии он, как Шекспир, смел, лиричен, роли наполнены психологией и внятной личной энергией. Наша задача была - очень бережно отнестись к авторскому замыслу, конечно, не вынося за скобки собственные мысли и чувства.
Российская газета: Кто-то из интеллектуалов говорил: я бы прописал современному российскому обществу, которое так любит выбирать между Толстым и Достоевским, Пушкина. Чем нам полезен Пушкин?
Владимир Мирзоев: Пушкин как творец являет пример невероятно зрелого индивидуального сознания. Отважный ум, легко вбирающий инокультурные влияния, не боящийся их, активно и резко реагирующий на любой сильный текст - будь то Мольер, Гёте или Потоцкий. Наверное, поэт может быть только индивидуалистом в высоком смысле этого слова. Чувствовать себя вершиной горы, сияющей снежной короной - иначе он не поэт.
Российская газета: "Ты царь, живи один!" - это сказано художником художникам.
Владимир Мирзоев: Думаю, это сказано каждому, кто хочет стать творцом собственной реальности внутри большой истории. Именно этот рецепт прописан Пушкиным. Интеллигенту, или, скажем менее пафосно, интеллектуалу, пушкинская жизнь дает еще один важный и горький урок. Я имею в виду попытку адаптации внутри элитарного круга, к которому поэт принадлежал по рождению. И тогда, и в нынешней России не надо быть "при дворе" - в любом качестве. Это надежный способ сохранить себя и свой дар. В связи с Пушкиным неизменно возникает тема гармонии, моцартианского начала, когда все со всем рифмуется, легко перекликается, когда ум с сердцем в ладах (по крайней мере, внутри текста). Это тоже редкий случай в нашей культуре. Нас ведь то и дело перекашивает: то в сторону чрезмерной прагматики, то, наоборот, захлестывают дурные эмоции. И еще один важный урок... К вопросу о национализме. Теперь это больная тема для многих. Стоит задуматься, что дети и внуки мигрантов, которые сегодня приезжают в наши города, окончат обычные средние школы, русский будет их родным языком. Они имеют все шансы стать великими деятелями русской культуры. Некоторые современники Пушкина видели в нем не вполне русского человека, эфиопа - это же позор нации, не правда ли?
Российская газета: Ну "арапская"-то кровь его не столько принижала, сколько возвышала. Его предок-арап был усыновлен императором. А если вспомнить, что после екатерининской эпохи приемные дети воспринимались как родные, то Пушкин в какой-то мере был одним из возможных престолонаследников. Его эфиопская кровь задавала ему скорее царственность. Поэтому, может быть, в "Годунове" он так смело поднимает тему Самозванца. Не будем забывать, что пьеса написана в михайловской ссылке, прекрасной ландшафтной тюрьме...
Владимир Мирзоев: Кабы во всех тюрьмах был такой же свежий воздух...
Российская газета: Да, но Пушкин с Вульфом пьют жженку и строят планы бегства за границу. Литовская граница рядом.
Владимир Мирзоев: "Литовская граница" всегда рядом. Но вместо этого он идет на гору Воронич и пишет "Бориса Годунова". Свобода выбора - важнейшая ценность, фундаментальная. И всегда она увязана в один таинственный узел с идеей нравственного компромисса, преступления. Не против закона - против своего сердца.
Российская газета: Свобода в паре с преступлением?!
Владимир Мирзоев: Я не уверен, что свободе противостоит рабство как социальная категория. Иногда человек неволен быть самим собой. Вот эта несвобода будет похуже. Пушкин размышляет о природе власти в России в категориях экзистенциальных. Пересечь "литовскую границу" дело нехитрое. Обретешь свободу политическую, может быть, финансовую, но будешь ли ты свободен внутри? Будешь ли верен себе, своему сердцу, своему пути. Свобода - важнейшая экзистенциальная категория, вокруг которой, как ученый кот вокруг дуба, крутятся многие пушкинские вещи. Но кот-бедняга - на златой цепи! Чем не метафора?.. А в истории царя Бориса Пушкина интересуют не столько политические интриги, сколько психология: как человек, сев на трон, потерял себя.
Российская газета: Главная тема фильма - легитимность власти. В век, когда власть во многом "машина управления", тема ее "легитимности" кажется осколком старого понимания природы власти как сакрального начала, идущего от Бога.
Владимир Мирзоев: Если мы участники и свидетели не только истории как серии политических метаморфоз или экономических кризисов, но и Священной истории, если мы часть большой христианской культуры - значит, для нас каждый человек - священное существо. Пусть на каждом лице только отсвет Христа, но ведь Христа. В первых строках нашей Конституции записано: источником власти в России является российский народ. Каждый человек, пришедший голосовать, не менее сакрален, чем тот, кто оказался на вершине власти. У нас не работают законы, суд зависит от сиюминутных интересов бюрократии, которая выбирает сама себя, народ оторван от принятия важнейших решений. О какой "легитимной власти" можно тут говорить? Однако если не работают ни Верховный, ни Конституционный, ни гражданский, ни товарищеский суды, остается единственный, всегда работающий - Страшный суд. Похоже, большинство населения на него и надеется.
Российская газета: Годунов у вас очень симпатичный. Вы, пользуясь невероятно богатой психологической клавиатурой и обаянием личности талантливейшего Максима Суханова, сознательно сделали его "эффективным менеджером"? Таким эффективным, что система доносов выглядит как способ быстро получать информацию (правда, в качестве издержек головы скручивают).
Владимир Мирзоев: К сожалению - и сам Борис об этом сокрушается, - житейская мудрость и интеллект мало что значат, когда в душе смута. Пушкинский вердикт: даже умный правитель с невероятным талантом менеджера и личной харизмой может оказаться бессилен. Если он нравственно неполноценен, если совесть не чиста, он разрушается сам и разрушает все вокруг себя. Главная ошибка, с которой мы постоянно имеем дело, - дисгармония общего и частного интересов. Антрополог Грегори Бейтсон сформулировал важнейший принцип: единица эволюции Человека - разум = индивид + окружающая среда. Причем речь идет не столько о морях и лесах, сколько о самом обществе. Любой из нас находится в сложной системе межчеловеческих связей, мы как народ составляем единое пространство. Через культуру мы связаны не только с живыми, но и с поколениями будущими и прошлыми. У российских бюрократов отсутствует инстинкт самосохранения. Только оккупационная армия могла бы оставить такой разрушительный след, какой оставляют в нашей жизни их действия. В чем причина этого убийственного эгоизма? В недоверии к государству. Вот ведь парадокс: они сами себе не доверяют, сами себя считают пропащими, перегноем для своих потомков.
Российская газета: Как же трагически сложен созданный вами и Максимом Сухановым Годунов! Фильм пробивает потолок собственно искусства и уходит куда-то в христианское небо умонепостигаемых смыслов - жертва спасает палача. Мы живем во времени еще облученном веком страшных и трагических жертв. Ваш фильм невероятно резонирует с этим. И мне кажется, вот как раз художниками, а не функционерами начинается работа по десталинизации, страхующая нас от повторения трагедий.
Владимир Мирзоев: Наше забвение собственной истории связано не с памятью как таковой. Столь жестокая и глубокая травма всегда вытесняется - иначе жить страшно. Общество впадает в беспамятство и не говорит о жертвах, о миллионах убиенных, потому что это настолько больно, мучительно, что начни говорить и останется только пойти и утопиться всем миром в Москве-реке. Это не проходная историческая рана, которая может быть зализана временем. Вытесненная в коллективное бессознательное, она не исчезает, но разъедает национальную психею. Многие люди не хотят помнить, что их родственники принимали участие в этом кровавом карнавале. Мы как общество не научились об этом говорить. Как, на каком языке говорить друг с другом потомкам палачей и жертв? На языке гражданской войны? Это невозможно, потому что ничего не решает и никаких узлов не развязывает. Нежелание обнажать травму - вроде бы вопрос самосохранения. Но именно вроде бы. На самом деле чтобы излечиться, об этом нужно говорить. Не для того, чтобы выйти в чисто поле и начать сводит счеты: "твой дедушка был чекистом, а мой в это время сидел в ГУЛАГе". Нет, культура должна с этим работать до тех пор, пока, наконец, не наступит подлинный мир.
Российская газета: Ваш Годунов не "вытеснил" убитого младенца.
Владимир Мирзоев: Поэтому он - трагический персонаж, а не просто деинтеллектуализированный правитель, наслаждающийся роскошью и полномочиями. Поэтому и для Пушкина он лирический герой . Невозможно так тонко - на уровне внутренних монологов - работать с героем, если ты с ним не отождествляешься, не сочувствуешь ему. Здесь бы я снова вернулся к теме зрелости индивидуального сознания. Когда каждый гражданин чувствует себя полноценным действующим лицом, несет ответственность за свои поступки, преступления, компромиссы, тогда и происходит общая санация. Политика, социальная жизнь, экономика не лежат, как утварь, на разных полках - всё увязано. Невозможно ждать от частного человека здравомыслия и нравственного поведения, лишая его то экономической, то политической, то исторической субъектности. Человек - это фокус, точка пересечения в круге Леонардо, в его солнечном сплетении сходятся все нити земных напряжений. И не только земных.
Елена Яковлева
"Российская газета" - Федеральный выпуск №5496 (120)
06.06.2011, 00:07
В среду, 8 июня, в кинозале "Российской газеты" можно увидеть общественную премьеру фильма Владимира Мирзоева "Борис Годунов".
На следующей неделе в "Российской газете" будет представлена недавно созданная известным режиссером Владимиром Мирзоевым киноверсия "Бориса Годунова". О том, как мы воспринимаем Пушкина сегодня, - наш разговор с автором фильма.
Российская газета: У вас Гришка Отрепьев прет к границе на танке, Борис Годунов пьет модный коктейль из водки с молоком, патриарх крутит велотренажер, в общем, весь необходимый набор, чтобы почитателям - охранителям классики возмутиться: "Что он делает с Пушкиным?!"
Владимир Мирзоев: Беда в том, что у нас почитаемое часто не читаемо. И "Борис Годунов" одно из таких непрочитанных произведений. Поскольку драма - не роман. К тому же в нашей культурной памяти возникли многочисленные подмены или (употреблю модный термин) "симулякры". Например, трагическая и прекрасная музыка оперы Мусоргского предлагает иной язык, иное измерение текста. А хрестоматийный, школьный Пушкин, который штудируется вдоль и поперек, навяз в зубах. Все эти банальные цитаты: "слышу речь не мальчика, но мужа", "еще одно последнее сказанье", "народ безмолвствует" - вспоминаем к месту и не к месту, не зная, о чем они. Например, знаменитая ремарка, рефрен отечественной политологии - "народ безмолвствует", появилась по совету Жуковского только для того, чтобы главный цензор, Николай I, не зарубил пьесу. И все равно сорок лет она не ставилась - до 1866-го. Цензура навалилась в какой-то мере и на нас.
Замысел фильма возник в 1997-м, мы хотели снять его к пушкинскому юбилею. Но продюсеров пугали возможные аллюзии: вдруг это будет сатира про "царя Бориса"? "Царем Борисом" в кулуарах называли Ельцина. Думаю, никто из этой пугливой братии не удосужился взять пьесу и прочесть ее внимательно. Работали клише, стереотипы, условные рефлексы. Не удивлюсь, если и сейчас кто-то начнет дуть на воду - ведь у Пушкина действует, страшно сказать, Дмитрий-самозванец. Все это продолжается в режиме нон-стоп, из века в век, из поколения в поколение. Собственно, об этом фильм. О дурной бесконечности, из которой мы никак не выйдем в историю. Об отлученности, отчужденности народа от своей судьбы. А вообще самый первый замысел постановки "Бориса Годунова" у меня возник, когда мне еще не было двадцати. В 1976-м, когда мы с друзьями - актерами, режиссерами, художниками - экспериментировали в небольшом подвальчике на Таганке. Одним из заветных проектов была постановка "Бориса Годунова". Мы, студенты театрального института, на полном серьезе собирались пригласить на роль самозванца Владимира Высоцкого. Он был нашим героем, безбашенным фрондером, поэтом.
Российская газета: У нас не так часто облекают классическое содержание в современную форму. Как вы на это решились?
Владимир Мирзоев: Хотелось напрямую обратиться к смыслам. Не ставить смягчающий фильтр в виде исторического реквизита. Это даже не осовременивание, не привычная на театре модернизация, а попытка сказать: вся история - здесь и сейчас. Обратиться к фундаментальным вещам, архетипам - эту задачу ставил перед собой и Пушкин. Здесь мы следуем за автором. Мы не пытались удивлять зрителя новизной, свежестью решений или шокировать кого-то - наши намерения были куда серьезнее. И Пушкин в "Годунове" не реконструктор истории, а настоящий поэт. В своей драматургии он, как Шекспир, смел, лиричен, роли наполнены психологией и внятной личной энергией. Наша задача была - очень бережно отнестись к авторскому замыслу, конечно, не вынося за скобки собственные мысли и чувства.
Российская газета: Кто-то из интеллектуалов говорил: я бы прописал современному российскому обществу, которое так любит выбирать между Толстым и Достоевским, Пушкина. Чем нам полезен Пушкин?
Владимир Мирзоев: Пушкин как творец являет пример невероятно зрелого индивидуального сознания. Отважный ум, легко вбирающий инокультурные влияния, не боящийся их, активно и резко реагирующий на любой сильный текст - будь то Мольер, Гёте или Потоцкий. Наверное, поэт может быть только индивидуалистом в высоком смысле этого слова. Чувствовать себя вершиной горы, сияющей снежной короной - иначе он не поэт.
Российская газета: "Ты царь, живи один!" - это сказано художником художникам.
Владимир Мирзоев: Думаю, это сказано каждому, кто хочет стать творцом собственной реальности внутри большой истории. Именно этот рецепт прописан Пушкиным. Интеллигенту, или, скажем менее пафосно, интеллектуалу, пушкинская жизнь дает еще один важный и горький урок. Я имею в виду попытку адаптации внутри элитарного круга, к которому поэт принадлежал по рождению. И тогда, и в нынешней России не надо быть "при дворе" - в любом качестве. Это надежный способ сохранить себя и свой дар. В связи с Пушкиным неизменно возникает тема гармонии, моцартианского начала, когда все со всем рифмуется, легко перекликается, когда ум с сердцем в ладах (по крайней мере, внутри текста). Это тоже редкий случай в нашей культуре. Нас ведь то и дело перекашивает: то в сторону чрезмерной прагматики, то, наоборот, захлестывают дурные эмоции. И еще один важный урок... К вопросу о национализме. Теперь это больная тема для многих. Стоит задуматься, что дети и внуки мигрантов, которые сегодня приезжают в наши города, окончат обычные средние школы, русский будет их родным языком. Они имеют все шансы стать великими деятелями русской культуры. Некоторые современники Пушкина видели в нем не вполне русского человека, эфиопа - это же позор нации, не правда ли?
Российская газета: Ну "арапская"-то кровь его не столько принижала, сколько возвышала. Его предок-арап был усыновлен императором. А если вспомнить, что после екатерининской эпохи приемные дети воспринимались как родные, то Пушкин в какой-то мере был одним из возможных престолонаследников. Его эфиопская кровь задавала ему скорее царственность. Поэтому, может быть, в "Годунове" он так смело поднимает тему Самозванца. Не будем забывать, что пьеса написана в михайловской ссылке, прекрасной ландшафтной тюрьме...
Владимир Мирзоев: Кабы во всех тюрьмах был такой же свежий воздух...
Российская газета: Да, но Пушкин с Вульфом пьют жженку и строят планы бегства за границу. Литовская граница рядом.
Владимир Мирзоев: "Литовская граница" всегда рядом. Но вместо этого он идет на гору Воронич и пишет "Бориса Годунова". Свобода выбора - важнейшая ценность, фундаментальная. И всегда она увязана в один таинственный узел с идеей нравственного компромисса, преступления. Не против закона - против своего сердца.
Российская газета: Свобода в паре с преступлением?!
Владимир Мирзоев: Я не уверен, что свободе противостоит рабство как социальная категория. Иногда человек неволен быть самим собой. Вот эта несвобода будет похуже. Пушкин размышляет о природе власти в России в категориях экзистенциальных. Пересечь "литовскую границу" дело нехитрое. Обретешь свободу политическую, может быть, финансовую, но будешь ли ты свободен внутри? Будешь ли верен себе, своему сердцу, своему пути. Свобода - важнейшая экзистенциальная категория, вокруг которой, как ученый кот вокруг дуба, крутятся многие пушкинские вещи. Но кот-бедняга - на златой цепи! Чем не метафора?.. А в истории царя Бориса Пушкина интересуют не столько политические интриги, сколько психология: как человек, сев на трон, потерял себя.
Российская газета: Главная тема фильма - легитимность власти. В век, когда власть во многом "машина управления", тема ее "легитимности" кажется осколком старого понимания природы власти как сакрального начала, идущего от Бога.
Владимир Мирзоев: Если мы участники и свидетели не только истории как серии политических метаморфоз или экономических кризисов, но и Священной истории, если мы часть большой христианской культуры - значит, для нас каждый человек - священное существо. Пусть на каждом лице только отсвет Христа, но ведь Христа. В первых строках нашей Конституции записано: источником власти в России является российский народ. Каждый человек, пришедший голосовать, не менее сакрален, чем тот, кто оказался на вершине власти. У нас не работают законы, суд зависит от сиюминутных интересов бюрократии, которая выбирает сама себя, народ оторван от принятия важнейших решений. О какой "легитимной власти" можно тут говорить? Однако если не работают ни Верховный, ни Конституционный, ни гражданский, ни товарищеский суды, остается единственный, всегда работающий - Страшный суд. Похоже, большинство населения на него и надеется.
Российская газета: Годунов у вас очень симпатичный. Вы, пользуясь невероятно богатой психологической клавиатурой и обаянием личности талантливейшего Максима Суханова, сознательно сделали его "эффективным менеджером"? Таким эффективным, что система доносов выглядит как способ быстро получать информацию (правда, в качестве издержек головы скручивают).
Владимир Мирзоев: К сожалению - и сам Борис об этом сокрушается, - житейская мудрость и интеллект мало что значат, когда в душе смута. Пушкинский вердикт: даже умный правитель с невероятным талантом менеджера и личной харизмой может оказаться бессилен. Если он нравственно неполноценен, если совесть не чиста, он разрушается сам и разрушает все вокруг себя. Главная ошибка, с которой мы постоянно имеем дело, - дисгармония общего и частного интересов. Антрополог Грегори Бейтсон сформулировал важнейший принцип: единица эволюции Человека - разум = индивид + окружающая среда. Причем речь идет не столько о морях и лесах, сколько о самом обществе. Любой из нас находится в сложной системе межчеловеческих связей, мы как народ составляем единое пространство. Через культуру мы связаны не только с живыми, но и с поколениями будущими и прошлыми. У российских бюрократов отсутствует инстинкт самосохранения. Только оккупационная армия могла бы оставить такой разрушительный след, какой оставляют в нашей жизни их действия. В чем причина этого убийственного эгоизма? В недоверии к государству. Вот ведь парадокс: они сами себе не доверяют, сами себя считают пропащими, перегноем для своих потомков.
Российская газета: Как же трагически сложен созданный вами и Максимом Сухановым Годунов! Фильм пробивает потолок собственно искусства и уходит куда-то в христианское небо умонепостигаемых смыслов - жертва спасает палача. Мы живем во времени еще облученном веком страшных и трагических жертв. Ваш фильм невероятно резонирует с этим. И мне кажется, вот как раз художниками, а не функционерами начинается работа по десталинизации, страхующая нас от повторения трагедий.
Владимир Мирзоев: Наше забвение собственной истории связано не с памятью как таковой. Столь жестокая и глубокая травма всегда вытесняется - иначе жить страшно. Общество впадает в беспамятство и не говорит о жертвах, о миллионах убиенных, потому что это настолько больно, мучительно, что начни говорить и останется только пойти и утопиться всем миром в Москве-реке. Это не проходная историческая рана, которая может быть зализана временем. Вытесненная в коллективное бессознательное, она не исчезает, но разъедает национальную психею. Многие люди не хотят помнить, что их родственники принимали участие в этом кровавом карнавале. Мы как общество не научились об этом говорить. Как, на каком языке говорить друг с другом потомкам палачей и жертв? На языке гражданской войны? Это невозможно, потому что ничего не решает и никаких узлов не развязывает. Нежелание обнажать травму - вроде бы вопрос самосохранения. Но именно вроде бы. На самом деле чтобы излечиться, об этом нужно говорить. Не для того, чтобы выйти в чисто поле и начать сводит счеты: "твой дедушка был чекистом, а мой в это время сидел в ГУЛАГе". Нет, культура должна с этим работать до тех пор, пока, наконец, не наступит подлинный мир.
Российская газета: Ваш Годунов не "вытеснил" убитого младенца.
Владимир Мирзоев: Поэтому он - трагический персонаж, а не просто деинтеллектуализированный правитель, наслаждающийся роскошью и полномочиями. Поэтому и для Пушкина он лирический герой . Невозможно так тонко - на уровне внутренних монологов - работать с героем, если ты с ним не отождествляешься, не сочувствуешь ему. Здесь бы я снова вернулся к теме зрелости индивидуального сознания. Когда каждый гражданин чувствует себя полноценным действующим лицом, несет ответственность за свои поступки, преступления, компромиссы, тогда и происходит общая санация. Политика, социальная жизнь, экономика не лежат, как утварь, на разных полках - всё увязано. Невозможно ждать от частного человека здравомыслия и нравственного поведения, лишая его то экономической, то политической, то исторической субъектности. Человек - это фокус, точка пересечения в круге Леонардо, в его солнечном сплетении сходятся все нити земных напряжений. И не только земных.
Елена Яковлева
"Российская газета" - Федеральный выпуск №5496 (120)
06.06.2011, 00:07
В среду, 8 июня, в кинозале "Российской газеты" можно увидеть общественную премьеру фильма Владимира Мирзоева "Борис Годунов".
Комментариев нет:
Отправить комментарий