понедельник, 15 октября 2012 г.

Владимир МИРЗОЕВ: Pussy Riot… разновидность юродства


материал размещен 15 октября 2012 
«Наш главный миф сегодня – заблуждение, что нужен новый проект»

На днях в Алматы приехал известный российский режиссер Владимир Мирзоев – дать мастер-класс студентам Казахской национальной академии искусств имени Жургенова и представить свой фильм «Борис Годунов», созданный в 2010 году. Получилось, что он модернизировал Александра Сергеевича Пушкина, сняв ленту в современных декорациях. И что удивительно, пушкинский слог зазвучал еще отчетливее и громогласнее именно среди гаджетов, стеклянных высоток, дорогих автомобилей и спортзалов. 


"Наш главный миф сегодня - заблуждение, что нужен новый проект "
фото: Тимур БАТЫРШИН



Фильм поднимает извечные проблемы диалога народа и его вождей, затрагивает кризис легитимности власти и не обходит стороной другие острые углы. Смысл произведениия стал более выпуклым и рельефным как раз благодаря «осовремениванию» материала, а пушкинские афоризмы приобрели новый оттенок, заставили взглянуть на ситуацию с некой иронией.  
И, конечно, классика заиграла новыми красками благодаря актерской игре. В очередной раз Владимир Мирзоев поверил в Максима Суханова и пригласил его на роль Бориса Годунова,  роль Гришки Отрепьевадосталась Андрею Мерзликину. Интересный образ  Пимена получился у Михаила Козакова,ушедшего из жизни в прошлом году. По словам Мирзоева, позиция Козакова оказалась близка  жизненной философии его героя. Артист никогда не гнался за властью и не играл в политические игры, а оставался яркой индивидуальностью, имеющей независимое суждение. А уж когда в телефонном разговоре Козаков стал цитировать свою роль наизусть, режиссер понял, что Михаил Михайлович к ней давно готов.
Пушкин, конечно, тоже был выбран не случайно. Кажется, Александр Сергеевич выступил в роли пророка и предвосхитил кризис института власти, религии, обозначил те вопросы, которые занимают умы человечества сегодня. Вот об этом наш разговор с режиссером.
 – Текст «Бориса Годунова» архетипичен для русской культуры, он разошелся на цитаты и живет в сознании нескольких поколений. Правители всегда относились к нему с подозрением, диссиденты – с энтузиазмом, – говорит Владимир Мирзоев. – Смутное время – это 400 лет назад, но сюжет пьесы, ее смысл легко попадают в сегодняшние цели. Власть в России по-прежнему моносубъектна. Не так уж важно, как этот субъект называется: царь, президент или премьер-министр. Главное – один человек в огромной стране творит историю, остальные (парламент, бюрократия, весь народ) – материал в его руках. 
– Владимир Владимирович, все-таки какое из ваших произведений наиболее полно отражает вашу точку зрения?
– Думаю, каждая работа связана с определенным фрагментом времени,  его атмосферой. Скажем, недавно вылетевший из гнезда спектакль – «На всякого мудреца довольно простоты» по пьесе Островского (Театр на Таганке). Вряд ли он мог появиться семь или десять лет назад. Ситуация в обществе должна была достичь дна, чтобы сатирическая антропология драматурга зазвучала по-настоящему.
 Любой спектакль или фильм сложно и не всегда линейно связан с моим переживанием момента; из пены дней рождаются смысл, форма. Но это не только мой субъективный взгляд или способ самовыражения, это обязательно коммуникативный жест, попытка диалога со зрителем. Разговор о существенном здесь и сейчас. Наверное, я бы не смог сегодня снять фильм «Знаки любви», вышедший в 2006 году. «Борис Годунов» был снят в 2010-м,  прошло уже два года, то есть тоже немало воды утекло. Но пока не сменилась эпоха начатый в этом фильме разговор  остается горячим, он задевает сознание (и подсознание) аудитории. Я это вижу, чувствую.
– Как-то вы сказали, что российский народ не сколько богоносец, сколько мифотворец. Какой, по-вашему, главный миф характерен для постсоветского пространства?  
 – Может быть, главный миф сегодня – заблуждение, что нужен новый проект. Утопия не состоялась, и теперь нужно придумать нечто столь же грандиозное, другую Вавилонскую башню, которая опять поставит наши народы в центр вселенной. Сегодня в России советская идеология вполне механически заменена на православную. Нет, не веру, но доктрину. Раньше малышей в школе называли «внучатами Ильича», теперь внедряются уроки религиоведения. По сути, это то же самое тоталитарное мышление, попытка манипулировать сознанием человека.
В мировоззрении начальства мало что изменилось – все должны быть охвачены единым, желательно коллективным мифом, тогда управлять населением легко и приятно. Так начальники видят мир. Общество, где каждый человек является субъектом истории, имеет обо всем свое мнение, – опасное, неуправляемое общество. Пробуждение индивидуального сознания – пугающая перспектива для номенклатуры. Но другой дороги в будущее нет. Транзит из традиционного общества в модерн – то есть в общество свободных, самостоятельных людей – абсолютно неизбежен. Это логика истории. Искусственно держать нацию в скорлупе выеденного мифологического яйца невозможно.
– Раз уж мы коснулись темы церкви, как вы относитесь к ситуации с Pussy Riot?
– Я уверен, что в переломный момент истории церковь должна быть со своим народом. К сожалению, РПЦ по советской (и, видимо, имперской) инерции прислонилась к власти. Словно костыль, подпирает ее идеологически. Это выгодная, но очень опасная для церкви позиция. О Pussy Riot… На мой взгляд, это была разновидность юродства, хотя инвективы имели не столько духовный, сколько политический смысл.
– Снова вернемся к Борису Годунову. Вы сотрудничали с Татьяной Галовой – художником по костюмам, которая работала с Сергеем Бондарчуком в его «Годунове». Для вас это было принципиально?
– Фильм Бондарчука вышел на экраны в 1988 году, его бюджет сравним с бюджетом небольшой советской республики. Из Великобритании привозили парчу, прибалтийским мастерам заказывали ювелирные украшения. Это был фантастически дорогостоящий проект, на остатки от которого Георгий Данелия снял гениальный фильм «Кин-дза-дза». Как сказала Таня: «Мне удалось поработать на самом дорогостоящем проекте «Борис Годунов» и на самом малобюджетном». Но Таня Галова – замечательный художник, минимализм ее не обескуражил, и я очень ей благодарен, как и всей творческой группе. 
– У вас прекрасно выписана сцена признания Гришки Отрепьева Марине Мнишек. Вообще эротизм во многих картинах – это ваш конек…
– Он берет начало в «Гаврилиаде». Так что эротизмом я опять же обязан Пушкину.
– Можно ли назвать Марину Мнишек героиней нашего времени?
– Такие женщины – оппортунистки, которые стремятся обрести высокий статус, манипулируя мужчинами, –  вполне современный тип. Мы их часто встречаем в столице. Среди юных провинциалок, устремляющихся в Москву ловить богатых и влиятельных мужей, таких барышень предостаточно. Не сказал бы, что испытываю к этому типу антропологический интерес. Тип этот не самый развитый, он не блещет ни интеллектом, ни какой-то особой оригинальностью, поэтому меня не притягивает.
– Вы создали прекрасную сказку для взрослых под названием «Знаки любви». Что сложнее: снимать сказку для детей или для взрослых?
 – Дети сразу чувствуют фальшь, а вот взрослые, напротив, на нее легко ведутся. Лет шесть мы искали деньги на этот проект, обивали пороги продюсерских компаний. В итоге продюсером стала известная голландская компания «Эндемол».
 – Современный театр сегодня – это закостенелый организм или развивающийся проект?
– Да нет, российский театр мало-помалу развивается, если мы говорим об эстетике. К сожалению, сам институт репертуарного театра мучительно архаичен. В этой области мы видим все тот же конфликт между формой и содержанием, который характерен для ситуации в целом. Общество упорно идет вперед, развиваясь, усложняясь, смысла постоянно прибавляется, а институты стоят на месте. Или того хуже – деградируют.
– Трудно ли вытравить из медийных актеров, играющих драматические роли, их шаблоны?
 – Обычно серьезных проблем не возникает. Когда человек талантлив, он легко воспринимает новое, непривычное. Талантливый актер гибок, он с радостью уходит от собственных шаблонов и стереотипов – ему это интересно.
– Ваш спектакль «Любовник», как заметил один московский критик, повествует о том, что любовь выживает только в бесконечной игре. А с творчеством то же самое?  
– Когда актер теряет вкус к игре, перестает быть ребенком, ему приходится менять профессию. А если ничего другого он делать не умеет,  начинаются серьезные проблемы с самоидентификацией. Игра необходима не только детям, которые осваивают элементы культуры, цивилизации, она нужна и политикам тоже. Ведь именно в политику идут люди, плохо понимающие, что такое игра. Они смертельно серьезны во всех делах. И это приводит их к невероятным глупостям – войнам, актам насилия по отношению к собственному народу. Если бы политики помнили, что жизнь – это тоже игра, они бы легче ко всему относились. В спорте, в театре, в кино твой оппонент – это тот, кто помогает игре состояться. Политики же стремятся уничтожить своих соперников. И эта смертельная серьезность стопорит игру, не дает осуществиться истории, возвращая нас к идее конкурентной политики.  
– Вас называют главным театральным эксцентриком. Вы и в жизни такой?
– Нет, я очень мирный, даже консервативный человек. Здесь я разделяю позицию Станиславского: настоящий авангардист должен быть скромным буржуа.  
– Что для вас первично: талант или трудолюбие?
– Люди по-разному развиваются, очень неравномерно. Бывает, человек ярко существует в театральной школе, а потом вдруг теряется, гаснет непонятно почему. А другой, наоборот, медленно продвигается вперед, шаг за шагом, и однажды покоряет вершины в своем ремесле. Восхождение в искусстве – вещь загадочная. Самые способные порой не делают карьеры, а самые вялые почему-то оказываются первыми.
Видимо, любым делом следует заниматься достаточно долго. Актер превращается в мастера, если каждый день в течение 10 лет посвящает время своей профессии. Мой друг-художник назвал срок, за который формируется живописец, – 25 лет. Режиссуре тоже приходится посвятить лет 15–20. К сожалению, даже очень талантливому человеку может не хватить терпения.
– Легко ли в наше время начинающим режиссерам?      
– Молодым режиссерам непросто найти работу в кино. Это дорогостоящее дело, нет возможности двигаться из проекта в проект. На дебюты отпущены весьма скромные ресурсы. Но! – цифровая аппаратура быстро дешевеет. Очень скоро кино станет таким же доступным ремеслом, как литература. Если человек талантлив, он не будет стоять с протянутой рукой, как нищий на паперти, не будет ждать милостыни от государства или циничных продюсеров. Поверьте, этот день не за горами. Киноискусство не остановить никакими идеологическими препонами – зря начальники надеются.
– О чем вы мечтаете?
– Да вот об этом и мечтаю. Чтобы каждый кинематографист, имеющий интересный замысел, смог его осуществить. Свободно и в меру своего таланта.

Комментариев нет:

Отправить комментарий