При всей известности в театральном мире, при всей эстрадной популярности, у Ефима ШИФРИНА до сих пор нет никаких официальных званий. Хотя выступает он уже 33 года, и многие поклонники не сомневаются, что он народный артист. Слово «народный» на дверях гримерки Шифрина пишут уже лет 15. Конферансье, представляя любимого зрителями юмориста, неизменно говорят: «Народный артист России». А в ответ слышится его возмущенный шепот: «Да не народный я!»
Однако правы конферансье. Народный — тот, чье мнение о жизни неизменно интересно людям. Сегодня мы продолжаем диалог, начатый некоторое время назад на страницах «ЕЗ».
— Мальчик из Магаданской области сначала стал филологом, а потом вдруг очутился в актерах... Ефим Залманович, как случился такой зигзаг? И как отнеслись к нему родители?
— Родители никак мой выбор не направляли. Так как я — поздний ребенок, им главное было — чтобы я был счастливым. Я всегда знал, что буду артистом. Иное даже не обсуждалось. Весь двор, вся школа, вся округа знала: этот поедет поступать в театральный. И я поехал. И не поступил. Слетел в третьем туре с этюдов. Год промыкался делопроизводителем в Латвии и — снова в Москву. И снова срезался на третьем туре! Вернулся в Ригу и, чтобы не расстраивать родителей, с горя, без всякой подготовки поступил в Рижский университет на филфак. Зачем? Я ведь знал, что никогда не буду не артистом!.. Проучился год. И едва сошел снег, прогрелся воздух — я снова в Москву. Сдал в Щукинское три тура, не провалился, но на всякий случай с перепугу еще подал документы на эстрадное отделение циркового училища. Там и учился с 1974 по 1978 год — на эстрадном отделении ГУЦЭИ, на курсе Романа Виктюка. У него же с 1977 года начал играть в Студенческом театре МГУ. Получил свой диплом циркового училища из рук самого Юрия Никулина. А потом был ГИТИС и специальность «режиссер эстрады».
— Среди ваших ранних ролей — работа в спектакле «До свидания, мальчики!» Это — о Евпатории. Вы тогда услышали об этом городе впервые?
— Ну, нет, конечно же! Евпатория цвела махровым и праздничным цветом на всех открытках, которые нам присылали родственники: в советские-то годы это был знаковый курорт! Но, когда я, двадцатидвухлетний, приступил к своей первой большой театральной работе — роли Сашки Кригера из знаменитой повести Бориса Балтера, Евпатория стала мне значительно ближе. Я уже не говорю про культовое кино по этой книге, прошедшее по экранам в начале шестидесятых, с актерами, которых я очень любил и с которыми довелось потом познакомиться в жизни...
Так что из открыточного знака Евпатория сначала стала для меня драматургическим образом, а уже потом, когда стал гастролирующим актером, я регулярно приезжал в этот город со своими моноспектаклями.
— Есть ли у вас любимые театральные и кинороли?
— Знаете, на этот вопрос каждый, кто оказался бы перед вами на этом стуле, ответил бы приблизительно так же, как и я. Ни одну из работ не хочется называть любимой, потому что в слове «любимый» слышится оттенок «последний». Раз «любимая» — значит я роль выбрал. А раз выбрал — значит выбрал из еще не сыгранных...
— ...Как женщину?
— Да.. Но (хмыкает) — с женщиной сложнее. Женщине, если обещал... Как и нашей профессии. Если этой профессии обещал верность — любое предательство она не вынесет. Не простит ни лени, ни отсутствия мечты... Поэтому я очень осторожен со словом «любимый». Любимая роль — не сыгранная еще. А несыгранного у меня — почти вся мировая драматургия!
— В ваших выступлениях часто явственно звучит сожаление о прошлом: у нас была большая страна, мы были другими...
— Да, наверное. Сейчас это во мне обозначается все больше. Может быть, потому, что, как многие, считаю: все самое интересное в жизни — уже было. Знаю, понимаю — чисто теоретически это неправильно, но ничего с собой поделать не могу. Все чаще и чаще кажется, что самое веселое, самое лучшее — уже позади.
— Во время концерта мне показалось, что вы рассказываете нам о нас самих, а поете — о себе...
— Вы знаете, для меня это открытие. Даже не знаю, что сказать... Я бы пел о себе, если бы эти песни были очень хорошего качества. Но я пою их только для того, чтобы разделить то, что мне кажется исключительно назойливым в программе. Смех определенного свойства и знака нуждается в разбавлении. Как сильно-сильно концентрированный сок нуждается в воде.
Если воспринимать эти песни, как будто исполненные от первого лица, — это так мы далеко зайдем... Мои песни все-таки еще не очень готовы, и хотелось бы, чтобы за ними видели персонаж, а не меня самого. Это нахально очень прозвучит, однако мне кажется, что я заслуживаю других, более глубоких и более трагичных песен.
— Значит, мечта актера «умереть на сцене», которая звучит в одной из ваших песен, — тоже не о вас? А я наивно полагала, будто мы поем о том, что нам близко, что отражает наше мироощущение...
— Вообще-то, «умереть на сцене» — это серьезно, вы правы. Романтический такой финал для себя любой актер мыслит, ведь многие великие артисты путь свой заканчивали прямо на сцене, во время спектакля. А суть дела в том, что хочется работать до самого последнего дня, понимаете? У меня неделю не бывает концерта — я уже не знаю, куда себя деть.
— Отдельное любопытство — ваше, Ефим Залманович, участие в проекте «Цирк со звездами»... Как вас занесло под купол?
— Да я даже не раздумывал над этим предложением! Ни секунды не сомневался! На телефонный звонок ответил, конечно, что мне надо подумать над столь странным в моем возрасте предложением. Но, когда положил трубку, уже знал, что решение мое — созрело. Потому что, во-первых, очень люблю цирк. Во-вторых, «Цирк со звездами» — существенно отличался от остальных проектов, которые мне предлагали. Острова, пиявки, тараканы и лягушки на обед, состязания в силе, лед, танцы — это не мое, и отношение у меня ко всему этому — нулевое. К спортивным проектам я совершенно не приспособлен от природы. А когда прозвучало слово «цирк», я понял: это — мое! Именно там я смогу сыграть все, что никогда не сыграю. И Мистера Икс, и Джеймса Бонда, и отважного дрессировщика. Я не очень представлял себе, как это будет, но знал, что цирк — это тот синкретичный случай, когда актер должен уметь все. Абсолютно все!
— Мне кажется, вы любите и понимаете животных. С чего обезьяне вздумалось вас кусать?
— Историю укуса обычный зритель не знает, но в интервью я всегда стараюсь ее рассказать, чтобы избежать кривотолков. Из телевизионной версии исчез очень важный момент того эфира. В разгар аттракциона на манеж выбежал крохотный, лет четырех, малыш, которого мама отправила вручать мне цветы. И самая взрослая из занятых в номере обезьян тут же сорвалась с места — увидела потенциальную жертву. В считанные секунды (благо на манеже были ассистенты!) мальчика схватили в охапку, цветы рассыпались на барьере, обезьяну я повел на место, но она уже была выбита из привычного хода аттракциона. Увидела рассыпавшиеся цветочки, захотела их потрогать, попробовать на зуб — еда это или не еда. Обезьян, как и собак, во время кормления трогать вообще нельзя. А тут она услышала над головой крики «Вальс!» и когда увидела занесенную над ней мою руку, решила, что чужой посягает на ее еду! У нее просто сработал инстинкт дикого животного!
Больно было — не то слово! Однако я четко осознавал, что не могу уйти со сцены или с манежа, не победив! Это было бы просто смешно! И я доработал аттракцион. Правда, как в тумане, но, помню, сделал его даже совершенно по-своему. А за кулисами уже дежурила «скорая», врачи обработали мне руку, наложили швы.
А утром моя рука была уже похожа... даже не знаю, на что, не помещалась ни в один рукав — так распухла. Этакая лыжа с синюшными раскоряченными пальцами. Началось нагноение. Оказывается, слюна любого примата, даже человека, при укусе попадающая на слизистую другого примата, — это ураган! А мне — уезжать на гастроли...
Мне повезло, что мой лучший друг — профессор, доктор наук, хирург — видел, как обрабатывали мою руку, врачи «скорой», но вмешиваться в работу коллег не стал, хотя приказал: «Завтра утром — ко мне!» И, слава Богу, утром я успел к нему до отправления поезда...
— Говорят, что сатирики вне сцены — в большинстве своем весьма серьезные, даже мрачные люди. Вы к ним себя бы отнесли?
— Да, пожалуй. Обычно так и выходит, что сатирик, едва перешагнув порог сцены, замыкается в себе и становится очень мрачным. Прерывается подпитка от источника энергии — сцены и, конечно же, публики.
— Из этого следует, что вы — пессимист?
— Оптимист — в зависимости от обстоятельств и пессимист — тоже в зависимости от них. Если обстоятельства заставляют меня с надеждой смотреть в завтра — я радуюсь. Если все складывается вокруг меня только из огорчений — я пессимист. Думаю, чистого деления вообще не существует, людей, обреченных постоянно жить в пессимизме, я не знаю. Просто бывает так, что черная полоса в жизни иногда становится неправдоподобно широкой, и тогда человек пасует. Пессимистами нас делают обстоятельства.
— Чего вы ждали от жизни в молодости, сбылись ли ваши надежды?
— Самое главное мое желание сбылось, основного я достиг: стал актером, — тем, кем хотел быть. А вот осуществились ли мои какие-то более мелкие мечты, не берусь сказать, что да. Потому что всегда хочется большего.
— Могли бы вы себя назвать счастливым человеком, и существует ли «формула счастья Ефима Шифрина»?
— Я бываю действительно счастлив. А из чего счастье складывается... Вы знаете, оно так мимолетно и так... текуче, что ли. Вот если б я успел зафиксировать его и охарактеризовать, я бы хоть знал, что это такое. Но, мне кажется, состояние это не определишь словами. Счастье — когда очень-очень хорошо тебе. А точнее сформулировать... Это только в школьных сочинениях удавалось, типа: «Счастье — когда тебя понимают». Это правда и — неправда. Я думаю, конкретной формулы не существует, она у каждого своя. После хорошего концерта, на котором мой успех мне кажется заслуженным, а не выпрошенным у зрителя, — в эти минуты я могу себя назвать счастливым человеком.
— Что бы вы хотели пожелать своему зрителю и самому себе?
— Не расставаться хочу со своим зрителем. Мне иногда кажется, что нынешние экономические условия меня с ним разлучают. А я не хочу, чтобы мы встречались реже. Поэтому пусть все хорошо складывается в стране: чтобы всегда были полные залы, чтобы всегда можно было показывать что-нибудь новенькое для тех, ради кого я работаю и живу.
Беседовала Татьяна ДУГИЛЬ.
«Евпаторийская здравница» -
городская общественно-политическая газета,
учреждённая Евпаторийским городским советом,
№ 159 (18444) от 26.08.11 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий