воскресенье, 27 января 2013 г.

"Особое мнение" с Андреем Кончаловским

Эфир 25 января 2013г. Скачать аудиофайл и посмотреть Сетевизор можно как всегда на сайте "Эхо Москвы"



Н.Болтянская: Здравствуйте. Вы слушаете «Эхо Москвы», смотрите телекомпанию RTVi, это программа «Особое мнение», меня зовут Нателла Болтянская, у нас в гостях режиссер, народный артист России Андрей Кончаловский. Здравствуйте.
А.Кончаловский: Да, добрый вечер.
Н.Болтянская: Хочу начать с темы, связанной с культурой. Члены Общественной палаты и представители культуры просят изменить список книг, рекомендованных к прочтению российским старшеклассникам. Авторы письма указывают, что в списке русские классики (это список для школьников) Куприн и Лесков заменены на Людмилу Улицкую и Виктора Пелевина – речь идет о «Казусе Кукоцкого» и «Generation П». Главный редактор «Литературки» Юрий Поляков считает, что составители списка совершили головотяпство. Как вы относитесь к такого рода инициативе?

А.Кончаловский: Ну, знаете, вообще инициатива хорошая, что какой-то должен быть минимум тех книг, которые нужно прочитать. К сожалению, все, что нужно, всегда забывается в школе. Так устроено сознание. Мало ли, что я должен был прочитать или выучить, включая там Научный коммунизм. Как только сдал экзамен, все вылетает. И мне кажется, что самое главное – это не список книг. Я думаю, что проблема сегодняшнего молодого человека и ребенка, в частности, моих двоих младших, особенно младшего совсем (9-летний Петя), он не хочет читать, он хочет смотреть картинки, он смотрит комиксы, японские игры. Но ему чтение – оно вообще влом. И это самая сложная вещь, потому что он не виноват в этом. Дело в том, что все гаджеты, все вот эти приспособления с нажатием кнопок, они затягивают, это гораздо проще. И интернет в этом смысле, и всякого такого рода детские развлечения в виде игр разных и так далее, они пагубно влияют, я считаю, на отношения ребенка с книгой. И самое сложное, мне кажется, для современного общества и в том числе российского в этом смысле, что надо постараться привить школьнику любовь к книге. Любовь к книге, любовь просто к тому, что ты держишь в руках.
Н.Болтянская: Рецепт дайте.
А.Кончаловский: Не знаю.
Н.Болтянская: Я вас умоляю. Ну, ведь, та же проблема.
А.Кончаловский: А я не знаю. Это сложная проблема. Об этом надо думать. Есть много думающих людей в России, немало ученых, которые должны, я думаю, собраться для того, чтобы учебную программу разрабатывать с точки зрения, как воспитать поколение родителей, а не детей.
Н.Болтянская: Читающих.
А.Кончаловский: Пока родители...
Н.Болтянская: Но вы-то читающий человек?
А.Кончаловский: Ну да. Но мне сколько лет? Тогда, когда я учился, тогда и телевизора-то не было. Тогда единственное, что было, книжки.
    Но поколение родителей – самое сложное. Кто-то сейчас сказал, что скоро премию надо будет давать не писателю, а читателю. Писателей больше, чем читателей. И поэтому самое сложное – это не список, самое сложное – это привить любовь. А для того, чтобы привить любовь, нужен талант. А других способов нет.
Н.Болтянская: Ну, мне кажется, что если говорить о тех самых произведениях, которые пытаются подвергнуть остракизму, то и «Казус Кукоцкого», который обвиняют в пропаганде абортов, и «Generation П», который обвиняют в пропаганде наркомании, ну, совсем не бесталанные произведения.
А.Кончаловский: Нет, талантливые. Так нет, я думаю, что в этом списке бездарных произведений нету. Я думаю, что бездарные произведения, такие, бесталанные были, в основном, советская официальная литература. Русская литература полна великих произведений. Всех не перечтешь даже в школе. Я думаю, мне кажется, то, что такие книжки как там Пелевин или Улицкая – это, все-таки, вещи для человека больше 16 лет, вот и все.
Н.Болтянская: То есть не ко времени, считаете?
А.Кончаловский: Нет, после 16-ти, безусловно. А в 13, в 12, в 14 он просто не поймет. Вообще для того, чтобы читать Пелевина, нужно обладать чувством иронии. А ирония – это уже зрелое качество.
Н.Болтянская: Андрей Кончаловский – наш собеседник, напомню. Очень много вопросов к вам, связанных с сегодняшней датой, 75 лет бы исполнилось Владимиру Семеновичу Высоцкому. Кто-то просит вас о нем рассказать, кто-то спрашивает о том, что бы, на ваш взгляд, он писал сегодня. Очень такие, сослагательные вопросы. Вы готовы отвечать на них на все группой?
А.Кончаловский: Ну, я могу попытаться, но это я не знаю, насколько я толково могу рассказать. Дело в том, что, конечно, Володю я знал хорошо. Я никогда не дружил с ним по-настоящему, но несколько раз мы виделись, он меня к себе в гости приглашал и у нас в гостях бывал. Ну, естественно... Вы знаете, я много о нем думаю и думал. Конечно, он – безусловный талант. Но популярность его – она, конечно, связана... Это социальное явление. Это не культурное явление.
    Ну, если мы возьмем начало века, ну, кто был популярным певцом? Шаляпин. Звезда! Его узнавали на улицах, фотографии продавались. Собинов – фотографии, звезда. 20-е, 30-е годы, Лещенко, да? Вертинский. Видите, отражение есть определенное слушателей, да? Цыганский романс там.
    На мой взгляд, причина успеха Высоцкого заключается в том, что колоссально изменилась демография и социальный слой того, что называется «слушающая публика». Советский Союз создал нацию зэков и (неразборчиво). И в этом смысле Высоцкий... То есть это не важно, что они зэки. Они могли быть абсолютно свободные люди, сидящие дома.
Н.Болтянская: Психология.
А.Кончаловский: Но эстетика была эстетика зэка. И вот эта вот эстетика зэка – он ее выразил со всей своей интеллигентностью, которая у него была, и тонкостью. Но вряд ли он мог быть популярен, скажем, когда слова «зэк» не существовало. Это, на мой взгляд, социальное явление, потому что если в России всегда... То есть с Петра Первого. Было 2 России – была Московия, такая вся, единоначалие, монолитность, потом возник Петр, возникла Европейская Россия. Европейская Россия создала европейскую культуру, которая на весь мир была. А в 1917 году первого европейца по словам Пушкина в Ипатьевском доме, а потом европейцев гоняли по улицам, потом их загнали в ГУЛАГ, отправили на философском пароходе подальше. И в 1937-38-39-м последних европейцев расстреляли. Остались...
Н.Болтянская: Скифы.
А.Кончаловский: Осталась Московия с ее вкусом, вот, люмпена, подворотни, вот этого всего. И вот это социальное движение от Есенина к Высоцкому вполне логично. Мне лично Володя был близок как человек. Но как художник, вот, как певец, предположим, он никогда мне не нравился. Я это ему открыто говорил и кто-то даже написал, что Володя реагировал как-то, что я сказал, что он мне не очень нравится. Ну, конечно, он выразитель абсолютно эпохи.
Н.Болтянская: Ну, посмотрите, был, скажем, Александр Галич или был Булат Окуджава, которые были, скажем так, направлены на определенную социальную группу. Высоцкий был универсален – его слушали и физики в секретных лабораториях, и знали...
А.Кончаловский: Потому что физики в секретных лабораториях всегда были готовы попасть в (НЕРАЗБОРЧИВО). Ведь, Галич, все-таки, такой интеллигент-интеллигент. Понимаете? Окуджава тем более. Это такой Дом кино. Это всё...
Н.Болтянская: Как вы ругаетесь Домом кино-то. (смеется)
А.Кончаловский: Да нет! Почему? Ничего плохого в этом нет. Это целый слой людей, которые хотели что-то слушать такое, чего не услышишь по советскому радио и телевидению. Но Высоцкий вывел совсем другой наружу пласт, он поэтизировал настоящего люмпена. Галич был не люмпен, он работал с иронией по отношению... Высоцкий вывел интеллектуального люмпена, такое, я бы сказал, «Трехгрошовую оперу» по-советски.
Н.Болтянская: Пошла реакция на первую тему, которую мы затронули. Вот, Елена пишет: «Сыну я не показывала телевизор до 5 лет. Сейчас ему 15, недавно прочитал «Мастера и Маргариту». Я могу вас только поздравить. «Компьютерные игры бывают разные. Мой сын подсел на историю после игры. Кстати, вполне». И еще один вопрос, который не имеет отношения к обсужденной уже теме, но я не могу вам его не задать, уж очень красиво: «Как вы относитесь к нашей любимой власти?» Подпись: Димон.
А.Кончаловский: Ну, вообще я к власти отношусь никак. В том смысле, что ругать власть, конечно, это легко, особенно на этой станции. Но я прежде всего пытаюсь понять, почему она такая, потому что причинно-следственные связи о том, что власть такая, чрезвычайно важны. Вы знаете, я все время вспоминаю по разным поводам Антона Павловича Чехова. Вот, у него была такая замечательная история... Вообще он ненавидел юбилеи и вообще все не любил. И к нему однажды... По-моему, Книппер-Чехова (они что-то только женихались), сказал «Великая княгиня очень хотела бы с тобой познакомиться». И Антон Павлович ответил: «Скажи великой княгине, что она никогда меня не увидит». (все смеются) Вот, я думаю, что я к власти отношусь абсолютно нейтрально до тех пор, пока я не увижу что-нибудь такое, за что я могу иметь иллюзию восторга. Но эта иллюзия быстро рассеивается последние 20-30 лет.
Н.Болтянская: То есть, скажем так, вы говорите об общем периоде 20-30 лет, не деля там на Россию 2000-х, Россию 90-х, что делает даже наше центральное телевидение, да?
А.Кончаловский: Вы знаете, на личности... Почему это очень важно? Я по этому поводу часто говорю, что ну да, предположим, в общем, в принципе, очень легко персонифицировать виноватого. Ну, предположим, сейчас очень многие и в блогах, и мне пишут, вот, Путин виноват во всем, вот, чекисты пришли, они во всем виноваты. Ну, так же, как кто-то виноват после моего блога «Ужаснись самому себе», когда я привел катастрофические цифры, кто-то написал замечательно: «Кончаловский на 100% прав. Страна распадается, поля не распаханы, никто не работает, мы вымираем, евреи сделали всё. Вот так они все это нам назло». Найти виноватого очень легко, а понять причину, почему это так, очень сложно. Потому что понять причину – это талант нужно, а лечить уже – это мастерство.
    А, вот, причина – это довольно сложно, это дело не в Путине. Если вы меня спросите не о власти, а о том, что сейчас происходит с эпохой, я задумался, что... Сколько я, в общем-то, живу уже сознательно, да? Вот, мы жили, ложь была абсолютная при советской власти. Потом возник период Перестройки, когда вдруг можно стало говорить, что думаешь. И потом 90-е годы, то 1996-97 года было ощущение, что все говорят то, что думают, вообще ощущение правды.
Н.Болтянская: А почему до 1996-го?
А.Кончаловский: Ну, там, 1997-го, 1998-го. Я просто говорю, вот, 90-е годы было время правды. Вообще я уж не говорю Верховный совет как заседал, Сахаров, что говорили, депутаты, конфликты. То есть было ощущение правды. Это ушло. Сейчас опять возникла везде абсолютная ложь.
Н.Болтянская: При том, что вы можете заглянуть в интернет и найти альтернативу любому...
А.Кончаловский: Да, конечно, слава богу, что я могу сейчас сказать то, что думаю. Но в нашей официальной жизни я слова правды не слышу ни одного. Вообще нету правды, сплошная ложь.
Н.Болтянская: А кто виноват?
А.Кончаловский: Вот именно. Ну, евреи, конечно.
Н.Болтянская: Ну, спасибо.
А.Кончаловский: (смеется) Ну, кто виноват?
Н.Болтянская: Замечательно. Начинается. Вопрос, имеющий отношение непосредственно к делу, которым вы занимаетесь уже много лет. Вот, на сегодняшний день антитабачный закон, который обсуждает Государственная Дума. В частности, будет наезжать на сцены курения в кино.
А.Кончаловский: Да.
Н.Болтянская: Как вы к этому относитесь?
А.Кончаловский: Это, по-моему, смешно. Это вообще в данном случае... Нет, не так. Это грустно. Потому что же дело же не в том... А что делать, когда показываешь какой-нибудь фильм про дикарей или, там, вообще каких-то людей, которые в шкурах ходят? Имитация, конечно, серьезная вещь.
    Вы знаете, я испытал это в Америке. В Америке то же самое – сигареты во рту не должно быть и нигде нельзя, это все там 30-е годы, 40-е, 50-е. Сейчас нельзя нигде показывать.
    Мне кажется, что это не самое главное, и опять надо смотреть причинно-следственную связь.
Н.Болтянская: Ну, я пытаюсь экстраполировать ситуацию, вот, к вам как к режиссеру.
А.Кончаловский: Да. Возмутительно.
Н.Болтянская: Возмутительно?
А.Кончаловский: Да, конечно.
Н.Болтянская: Ну, спасибо.
А.Кончаловский: Да. Абсолютно. Как режиссера меня это абсолютно не устраивает.
Н.Болтянская: То есть это наступление на вашу творческую свободу, так?
А.Кончаловский: Ну, наступление на творческую свободу, прежде всего, происходит гораздо более серьезно, когда денег не может найти на фильм, чем курение. Я согласен снять фильм без сигарет, если я получу денег на картину.
Н.Болтянская: А если снимаете картину, я не знаю, про Шерлока Холмса или про комиссара Мегрэ, у которых это часть образа?
А.Кончаловский: Ну, я думаю, что я смогу убедить.
Н.Болтянская: Справитесь. Андрей Кончаловский у нас в гостях. Несколько вопросов, как вы относитесь к так называемому антимагнитскому закону, или закону Димы Яковлева?
А.Кончаловский: Особое мнение. Интересно. Вы знаете, у меня вопросов больше, чем ответов, потому что отвечать там «Не люблю», «Не нравится», ну, это просто.
    Недавно я тут слышал Шендеровича, который сказал «Наша Дума – они выжили из ума, они вообще все неадекватны, они не соображают». А мне кажется, как раз наоборот. Мне кажется, что они абсолютно естественны в том, что они делают. Потому что я-то убежден, что, вот, после 70 лет искусственного оцивилизовывания советского человека потом после 10 лет баланса между европейской Россией, которая как-то возрождалась, и, вот, Московией... Вот сейчас Московия победила. А что такое Московия? Это где-то XVI-й век приблизительно, там, где все решения принимаются одним человеком, а все остальные снизу как только человек чихнул (главный), то все чихать начинают и чихать еще сильнее. Ну, бояре там, служивые люди и так далее.
Н.Болтянская: То есть Московия – какой-то такой источник Нюрнбергских законов, такой вот...
А.Кончаловский: Нет, нет. Московия – это источник моноцентризма, бескопромиссности, нетерпимости, единоначалия, единоверия, единоцентризма, отсутствия всякого полицентризма, и вой, и бой всему, кто не с нами. Кто не с нами, тот против нас – это большевики взяли, конечно, у православия российского.
Н.Болтянская: Франк пишет: «В вашем фильме «Ближний круг» показана природа взаимоотношений вождя и опричнины. Не кажется ли вам, что мы погружаемся в те же реалии?»
А.Кончаловский: Ну, мне кажется, что мы возвращаемся в Средневековье. Это нормально. И как раз поэтому я не отношусь к этому негативно. Я просто к этому отношусь как человек, которому очень интересно, как быстро российское общество, московское общество победило петербургскую Европу. Была европейская Россия и была Московия. Вот, Московия – она победила сейчас во всем, и Петербург проиграл по всем статьям.
Н.Болтянская: Хорошо это или плохо?
А.Кончаловский: Это очень печально. Плохо или хорошо?.. Так это не оценки, понимаете? Это очень серьезный анализ должен быть произведен, почему так легко Россия отказывается от своих европейских корней, с которых она начинала в VIII, IX, X веке. Потом был синдром Ордынский, потом Петр решил, все-таки, вернуть Россию в Европу, насилием, варварскими методами бороться с варварством. И это продолжалось приблизительно 250 лет. И сейчас очень успешно Московия вернулась к своим корням.
Н.Болтянская: Ужас какой, картинку вы нарисовали.
А.Кончаловский: Да ладно, чего ужас?
Н.Болтянская: Нина пишет: «Спасибо за рекламу книги о Чехове. Читаю». Хороший вопрос: «Господин Кончаловский, скажите, пожалуйста, а что для вас означает женская красота?» - спрашивает Юлия.
А.Кончаловский: Надеюсь, что это не моя жена.
Н.Болтянская: Вот, я тоже подумала об этом, но не стала озвучивать.
А.Кончаловский: Ну, вы знаете, в разном возрасте разные вещи. Когда человеку 20 лет, то ключ очень простой и замок простой. Самые простые. Потом начинают усложняться замки и усложняться ключики. А потом электронные ключики, и ни один ключ не подходит к этому замку. Что это значит? Это значит, чем человек старше, тем более у него изощренное понимание, что такое красота женская. Я считаю, что для меня сегодня женская красота – это характер. Индивидуальность.
Н.Болтянская: Возвращаясь к Московии...
А.Кончаловский: И вы знаете, красота... Толстой сказал гениально, глядя на красивую женщину, задумчиво сказал: «Какое заблуждение отождествлять красоту с добром». (смеется)
Н.Болтянская: Возвращаясь к Московии, как вы считаете, опять же сегодня обсуждаемый так называемый закон, связанный с борьбой с пропагандой гомосексуализма...
А.Кончаловский: Нет, подождите. Мы про Магнитского говорили.
Н.Болтянская: Мы говорили про антимагнитский. Но народ считает, что вы не ответили на вопрос.
А.Кончаловский: А я сейчас отвечу. Во-первых, я задаю всегда вопрос. После закона Магнитского, который, собственно, борется... Судя по всему, американцы пытаются бороться с теми, кто расхищает государственную собственность, чиновниками. Было сказано всеми начальствующими лицами, что Россия ответит адекватно. И, вот, Россия вообще за 4 недели искала, как ответить американцам адекватно. И решили не пускать сирот в Америку. Я не могу понять, в каком смысле это адекватно тому, что американцы хотят законно или незаконно лишить ворованных денег этих жуликов? Я не могу понять, какая это может быть адекватность. Мне кажется, что в этом есть чрезвычайная незрелость наших решений. Во-первых, 7 месяцев назад или 8 месяцев назад было принято это соглашение. Во-вторых, если уж серьезно говорить об этом, вы знаете, что Россия 20 лет назад подписала закон, конвенцию ООН о коррупции. Там есть такая статья 20. И Россия подписала конвенцию, но статью 20 нет. И 2 года Дума пыталась ее обсуждать. Так и не приняли.
    А что такое статья 20? Там сказано, что чиновник, который обогатился незаконно во время своей службы государству и не может объяснить легально, каким образом он обогатился, является уголовным преступником.
    Удивительное рядом. Вы представляете, 2 года Дума обсуждала это, в 2011 году они спустили на тормозах. То есть до сих пор любой вор, что можно максимум сделать, он может уйти с работы. Генералы МВД, министры, миллиарды... Увольняют. Он не является уголовным преступником. И я, вот, почти не сомневаюсь, что господин Сердюков – не найдут состава преступления в его замечательных подвигах. Поэтому к закону Магнитского я отношусь как абсолютно ханжескому решению по поводу тех... Вы знаете, что каждый день в России появляется 300 сирот? Я об этом написал. Сколько миллионов беспризорных. Я уж не говорю о том, что...
Н.Болтянская: Сейчас мы сделаем перерыв на этом месте.
А.Кончаловский: Да.
Н.Болтянская: Я напомню, что наш собеседник – Андрей Кончаловский. Через пару минут продолжим.
Н.Болтянская: Мы продолжаем «Особое мнение». Я напомню, наш собеседник – Андрей Кончаловский. И остановились мы на том, что в России появляется 300 сирот ежегодно?
А.Кончаловский: Ежедневно.
Н.Болтянская: Так, все-таки...
А.Кончаловский: Вот поэтому я год назад об этом написал, называется «Покинутые и забытые», целый блог о том, что сироты и старики... Говорю о том, что это национальное бедствие, уже поздно, потому что это является. Мы всегда обращаем внимание на то, что уже катастрофично. Ведь, это признак чего? Вот, чего это признак, что столько сирот при живых родителях? Это признак того, что уничтожена семья, что распадается институт семьи, что родители не чувствуют себя обязанными. Найдите мне одного сироту-еврея или мусульманина. Сироту. Ну, таких нету! Понимаете? Кто-то возьмет. У нас по улицам бегают при живых родителях. Я до того дошел, что сказал «надо вводить уголовное наказание для родителей, у которых дети бегают по улицам».
    Но дело в проблеме родителей, а не в проблеме этих детей. И сказать, что мы их всех возьмем и сейчас мы будем... Как мы будем? Давать деньги? Это же... Это удивительно. Это то же, что сказать «мы будем давать деньги, если вы будете верить в бога» или «будем давать деньги, если будете хорошими». Понимаете? То есть взять, своего хотя бы ребенка воспитать – это серьезная национальная задача. То есть это этический код нации.
    У китайцев... Я все время их привожу в пример, все время.
Н.Болтянская: Но, Андрей Сергеевич, вы сейчас, все-таки, зашли...
А.Кончаловский: Или у евреев замечательная есть фраза «Караван идет быстрей, чем старики и дети».
Н.Болтянская: Вы, все-таки, ушли от темы, связанной с так называемым антимагнитским законом. Исходя из того, что вы сказали в первой части нашей программы, я сильно...
А.Кончаловский: Ну, что сказать, хорошо или плохо? Это несерьезно. Меня интересует, почему это происходит. Меня интересует, почему сирот столько. Меня интересует, почему живые родители выбрасывают своих детей, отказываются от ребенка? Этический код – вот, в чем дело. Этический код убит, этики нету. Понимаете? Он настолько растянут, что человек не чувствует ответственности. Значит, что надо делать? Индоктринировать. Я считаю, что государство должно уголовную ответственность вводить за брошенных детей и уголовную ответственность за брошенных родителей.
Н.Болтянская: То есть нам нужен такой Гавел с повадками Пиночета, да?
А.Кончаловский: Ну, вы хотите абсолютизма какого-то в моих оценках. Нет, я считаю, что нам нужен Ли Куан Ю.
Н.Болтянская: Это сложнее.
А.Кончаловский: Ну, мне кажется, что Ли Куан Ю – самая точная концепция, потому что он, все-таки, не... Гавел – европеец.
Н.Болтянская: А у нас Московия, да.
А.Кончаловский: Да, а мы в Московии.
Н.Болтянская: Франк спрашивает «Почему вы, человек европейской философии находите оправдание варварству?»
А.Кончаловский: Я не оправдание ему... Во-первых, все, действительно, разумно. Во-вторых, когда вы приезжаете в Африку, предположим, вы приехали туристом и ездите на верблюдах, и видите там где-то бедуинов, вы же не говорите «Ой, какие они ужасные. Там какие-то бедуины вообще живут в каких-то палатках. Что они едят? А когда они руки моют?» Ну, я не знаю. Но живут же. То есть надо к этому относиться как к какому-то естественному процессу и понять, почему это происходит. Это гораздо важней, чем сказать «Варварство – хорошо». Я не нахожу оправдания, я констатирую.
    Вы знаете разницу между художником и публицистом?
Н.Болтянская: Ну да.
А.Кончаловский: Художник говорит о том, как есть, а публицист говорит, как должно быть.
Н.Болтянская: Как должно быть, совершенно верно.
А.Кончаловский: Поэтому я хочу сказать, как есть.
Н.Болтянская: Закон о борьбе с пропагандой гомосексуализма. Как вы его оцениваете?
А.Кончаловский: Ну, понимаете, законов сейчас такое количество запретительных. Я даже слышал, что есть закон о том, что нельзя пикетировать одиночному человеку. Это становится... Это даже, как говорил дядя Ваня, становится даже смешно. Мы все ликвидируем... Любые запреты, и чем больше их существует при отсутствии средств для настоящего контроля, это...
Н.Болтянская: Подождите. А что такое настоящий контроль?
А.Кончаловский: Настоящий контроль – это прежде контроль человека самого себя.
Н.Болтянская: Ну посмотрите, сегодня перед зданием Государственной Думы были люди, которые пикетируют эту Думу, в частности противники этого закона. И в качестве демонстрации собственного отношения девушки начали целоваться, за что и получили тут же абсолютно физическое противодействие.
А.Кончаловский: Да. Ну, правильно.
Н.Болтянская: То есть получается как? Их права не защищены, и ее можно безнаказанно ударить, да?
А.Кончаловский: Нет. Вот это как раз то самое, о чем я говорю: кто не с нами, тот против нас. У нас сразу в России обязательно появляется, грубо говоря, желание физически противостоять любому тому, с чем ты не согласен. Поэтому мне кажется, что физическое противостояние никогда не приводит к правильному решению вопроса, вот, в данном случае, потому что толерантность – это очень серьезная и важная вещь, которой у нас в России нет.
Н.Болтянская: Ну посмотрите, если вы говорите о толерантности, то, ведь, получается что? Одни люди берут там какие-то плакаты, идут на условный марш против подлецов, на условный. А другие люди принимают законы, которые хошь не хошь, а должны выполняться. То есть о какой толерантности можно говорить, если условия изначально неравные?
А.Кончаловский: А толерантности нет. Я об этом и говорю. Что касается закона о пропаганде гомосексуализма, предположим, то такой закон настолько растяжим, так же, как и оскорбление чувств верующих. То есть под этот закон можно подтянуть что угодно. Понимаете? Там, Набокова можно посадить за педофилию, за пропаганду педофилии, там много чего. Шекспира, понимаете, можно посадить...
Н.Болтянская: Да был уже один парень, который книжки-то сжигал в 1938 году на центральной площади города.
А.Кончаловский: Да. Все-таки, у нас по-другому. Все-таки, там ничего не было... Там вообще ничего не делалось, в Германии ничего не делалось с эмоцией, это делалось все с чистой теорией, это делалось все пунктуально, как теория развивалась. У нас практики больше, чем теории, потому что мы – страна дионисийская, поэтому у нас...
Н.Болтянская: Дионисийская страна, внутри ее Московия.
А.Кончаловский: Да-да-да. Дионисийская страна – это все страны, которые не относятся к латинскому миру. Все они дионисийские.
Н.Болтянская: Я приняла. Но мне уточнить-то надо. Вот, к Московии тоже очень много претензий.
А.Кончаловский: Ну что я могу поделать? Со мной могут быть не согласны. Все, что я пытаюсь сделать в своей жизни, - это пригласить слушателей и читателей подумать. И поспорить, ради бога. Но когда я говорю «Московия», я имею в виду Московское княжество, которое объединило с поддержкой РПЦ и поддержкой Татарской Орды самые азиатские идеалы, которые пришли с Востока и заставили искоренить все, что пришло из Европы. В частности, Псков, Нижний Новгород утоплены в крови, первые единственные 2 самоуправляемых города и так далее.
    Вы знаете, интересная статистика. Магдебургское право – это город самоуправления, который платит налоги, то есть это республика, зачаток республики. Ну, все европейские города имели Магдебургское право. Все. Знаете, сколько было на Украине городов с Магдебургским правом? 60. В Белоруссии? 40.
Н.Болтянская: А в России?
А.Кончаловский: Ни одного.
Н.Болтянская: Ага.
А.Кончаловский: Ни одного города с самоуправлением. За исключением, вот, до царствия Ивана Четвертого был Псков и Новгород, которые пытались защищать свою независимость и, конечно, кирдык...
Н.Болтянская: Потерпели фиаско.
А.Кончаловский: Им кирдык был полный.
Н.Болтянская: «Андрей Сергеевич, а вам комфортно в современной России со всеми ее варварскими традициями и менталитетом?»
А.Кончаловский: Ну, конечно, комфортно. Все равно моя страна. Ничего нельзя поделать. Тут, ведь, желания должны совпадать с возможностями. Вообще надо желать не желательное-нежелательное, а выбирать между возможным и невозможным. Я с удовольствием живу, во-первых, здесь, потому что меня здесь слушают и с интересом, и иногда с ненавистью. У меня есть возможность делиться своими соображениями, которые гораздо важней для моих русских слушателей или читателей, чем для любого западного человека, которого, в принципе, судьба России мало интересует. Они считают «Бедные русские, опять плохо у вас, да?» Ну, им, конечно, до лампочки.
Н.Болтянская: Олег спрашивает: «Если само государство не заинтересовано в людях и их детях, может, лучше с государства начинать менять его, а не сажать за брошенных детей?»
А.Кончаловский: Ну, начинайте. Олег, давайте.
Н.Болтянская: Ну, может, он уже начинает?
А.Кончаловский: Ну, давайте, пожалуйста, начинайте. Я с удовольствием посмотрю на эти начинания. Знаете, общественные движения любые возникают снизу. Интеллигенция вообще, в принципе, она не начинает ни одного общественного движения. Она только в состоянии рассмотреть начало массового социального стихийного движения. Интеллигенция ничего не начинает, она только может распознать. Вот, некоторые уважаемые мной люди год назад, когда начались такие выступления, они были в эйфории в полной «Вот, начинается новая эпоха». Я тогда написал «Ребята, рано радуетесь. Это капля в море, в океане Московии».
Н.Болтянская: Да ладно.
А.Кончаловский: Абсолютно.
Н.Болтянская: Вы ходили на эти митинги, когда по 200 человек приходило, а сейчас, все-таки, совсем другие количества.
А.Кончаловский: Где?
Н.Болтянская: Где?
А.Кончаловский: Сколько пришло в Москве максимум? Ну, назовите. Ну, хоть 100 тысяч.
Н.Болтянская: Несколько десятков тысяч. Этого достаточно.
А.Кончаловский: Сколько в Москве живет народу?
Н.Болтянская: Это так...
А.Кончаловский: А, вот, а что вы глазки закрываете? Одну секунду.
Н.Болтянская: Я не закрываю. Это больше, чем 200. Точка.
А.Кончаловский: Да, но это Москва, это не Россия. Это не Россия.
Н.Болтянская: Это Московия. На этом месте, к сожалению, наше время истекает.
А.Кончаловский: Нет-нет-нет, неправда, Московия за Москвой. В Москве как раз Европа. Москва – это Европа.
Н.Болтянская: Андрей Сергеевич, всё.
А.Кончаловский: Да. До свидания. До следующего раза.
Н.Болтянская: Всё.

Комментариев нет:

Отправить комментарий